И я мнением.
Мы с тобой все решили для себя, но читатель ведь еще не определился за красных он или за черных.
Надо дать варианты.
Дальше читать не рекомендую, я слабый писака
Когда мне было 11-12 лет, меня на один месяц отправили в деревню, под странным названием – Якимиха. Отправили с теткой моей Зиной, она была заведующей в магазине и ассоциировалась у меня с колбасой и жевачкой. МагаЗина, звал её мой отец. Я всегда запутываюсь во всех этих «деверях» и «невестках», что до сих пор не знаю кем мне приходилась эта баба Ира, к которой меня послали.
Деревня была наполовину кладбище с заброшенной деревянной часовней, наполовину десяток покосившихся избушек. В целом ничего интересного для того возраста, так что я в основном ходил купаться, ковырял палкой коровий навоз, ловил раков и рубил высокие сорняки лезвием от старой косы, представляя их белогвардейцами. Вечером я читал взятую с собой книжку Майн Рида про охотников за бивнями.
Потом из ближайшего Семенова приехала Маринка. Я еще не достиг полового созревания, но что то уже бродило в моей крови и девочки мне казались какими то специальными существами божественной природы. Я понимал что у них что то есть, непонятное мне, но это что то мне нужно позарез и как то надо это получить. Что это было я понятия не имел, но с присущим мне уже тогда прагматизмом решил, что лучше дружить с ними, чем не дружить. Интересно, что Маринка совершенно никакого понятия не имела что это, но точно знала, что у неё это есть. Мы вместе срали в заброшенной церкви, вытирая задницу лопухами и купались голыми в мутном пруду, и в удобный момент я заручился тем, что когда Маринка узнает что это, то она обязательно со мной поделится. Уже в старших классах мне было интересно, если я вдруг рвану в Семенов, сдержит ли она обещание? Я не поехал само собой, но стал считать, что обязательно сдержит.
Впрочем, пубертатные изменения все таки приняли какие то странные формы в моем мозгу. Это были девчачьи коленки. Они занимали мое внимание полностью, и мне казалось что я все время только и пялюсь на коленки, все это видят, и я с неимоверным усилием отлипал. Маринка ходила все время в каких то выцветших от времени и стирок платьях-сарафанах, наверное еще дореволюционных, и любила сидеть обняв свои ноги и положив на колени подбородок. Однажды мы сидели у костра. Днем был дождь и сидеть пришлось на дровяных пеньках и тут я вдруг понял, что сидеть так ей не то что неудобно, а даже трудно. Но, меня почему то занимало больше не то, что она знает как мне нравится когда она так сидит, а то, что обдуманно или нет, но она предпочла мой комфорт своему.
В соседнем доме жила молодая семья. «Тетя» Лена и «дядя» Сережа. Мне привили, что я должен использовать такие приставки, хотя не понимал, почему ко мне никогда не обращаются «мальчик Толя». Меня вообще только с улицы звали по имени, а в обиходе меня по имени никто не звал или употребляли «ты». В какой то день мне дали бидон молока отнести им, так как дядя Сережа пас всех коров деревни. За это он получал рубль за одну корову в месяц и по бидону молока в день по очереди с каждого двора. В тот день была очередь бабы Иры. В доме у них воняло заношенными до масленности носками. Этот запах был настолько силен, что обретал в воздухе цвет. Темно-зеленый болотный цвет. Дядя Сережа сидел за столом, покрытый заляпанной клеёнкой, и зло откусывая от веника зеленого лука хлебал деревянной ложкой что то жидкое. Перед ним стояла бутылка мутного раствора и пустой стакан. Я уже знал что это «первач». Я поздоровался и сказал, что принес молоко, он не поворачивая головы, сказал отнести на кухню Ленке и махнул рукой в сторону, судя по всему кухни. Я снял на всякий случай сандалии и прошел куда сказано. Я зашел и испугался. Сине-черное лицо с опухшими ярко-красными губами зыркнуло на меня мутным, что тот первач, взглядом и стало издавать сипящие звуки – иии-сю-сю, иии-сю-сю-сю. Я поставил, почти бросил на пол бидон, и сказав «баба Ира передала» убежал. Потом я понял что тетя Лена так смеялась, так как у неё не было большинства зубов. Я подслушал в разговорах старших, что Ленка даже моложе Сережи, ей 26, просто он её в пьяном запале бьет постоянно, а она хвалится по деревне, что никогда не была в нокауте. То есть падать она падала, но он ни разу не смог её «выключить», слабак. И сипела этим своим страшным смехом. Тетя Зина сказала, что лишь бы у них не было детей, а этой стране поможет только стерилизация. Я знал такое слово, так говорили когда мыли полы с хлоркой. Что то мне подсказывало, что микробы тут не причем. И слово «стерилизация» стало трансформироваться в какие то другие образы, где фигурировали медвежьи капканы из нержавейки, начищенные до блеска, какие то инструменты похожие на стоматологическое зеркальцо со штопором и порошок из рассказа Конан-Дойля «Дьяволова нога». Я долго не думал о таком, я уже понял, что надо просто откладывать в сторону и со временем все всегда проясняется.
На следующий день после молока, мы пошли к запруде. Там маринкин дед и еще два мужика били щук. Они подняли запруду и водоем быстро обмелел. Когда остался практически один ил с немногочисленными водорослями они одели болотники и взяли палки , такие плоские, вроде как для лапты. В грязи дергались щуки. Мужики своими палками глушили их и кидали на берег, а мы с Маринкой их клали в старый брезентовый рюкзак. Мы заполнили его на треть, оказалось что рыбы было не так уж и много. Почему щуки плыли к берегу, а не с уходящей водой?
Дома нам сказали отнести две рыбины на бойню, там работал еще какой то маринкин родственник. Похоже, что там все друг другу родственники, кроме моей бабки Иры.
Бойня была в бывшей трансформаторной будке. Отец мой был электриком и на досуге увлекался радиолюбительством, благодаря ему я отлично знал как устроена электросеть в стране и по оставшимся изоляторам на крыше бойни определил её бывшее назначение. Со слов Маринки сделали её тут самовольно, что бы не убивать в своих сараях. Родственник её работал убийцей, так она его и назвала, брал он только куском мяса, денег не брал. Забыл я как его звали. Когда мы зашли он подвешивал за ноги тушу коровы, под устройством подвеса плитку отодрали и была небольшая дыра в полу, я так понял для слива крови. Но земля там уже пропиталась кровью и не пропускала, потому лужа черной жидкости растекалась по полу и родственник стоял босиком прям в этой луже. Он обрадовался нам и рыбе, а потом взял эмалированную железную кружку и дал Маринке, она попила и дала мне. Я заглянул в неё, там была та же жидкость что и на полу. Никогда до этого я не думал что мне вообще когда то придется пить кровь, потому слегка оцепенел. Не знаю, что тут сыграло роль, то ли то, что они так обыкновенно пили, как квас, то ли то, что я начитался геройских книг, но я вдохнул и сделал быстро несколько глотков. Маринка дергала за руку – пошли на пруд, а то скоро обедать. Над верхней губой у неё была полоска крови и я автоматически вытер отсутствующим рукавом рот.
Когда то я хотел написать мемуары - не мемуары, но что то, что бы читали мои дети или даже внуки. Забил как обычно. В принципе первая глава кончалась лезвием косы в позвоночнике дяди Сережи. А тут такой удачный случай прикрутить куда нибудь свою писанину, все равно скоро винды переставлять и все сотру. Так вот, никакой «идеи» в приведенном отрывке нет. Вообще никакой. Мы полностью состоим из памяти. Как навозные жуки катим говняный шар перед собой, а он становится все больше и больше, и степеней свободы все меньше и меньше. Нельзя сказать , что этот кусок детства прям имел доминирующую роль, но как бы то ни было, а девок я предпочитаю в платьях выше колен, а не в штанах. Большой поклонник евгеники и социального дарвинизма. И обожаю сырое мясо. Не знаю смог ли я правильно передать мысль, но "идея" в кино абсолютно не обязательна.
Вход
Регистрация
Наверх
