Иные ребята и ростом были пониже, и весом поменьше. Как ни суди, по всем статьям выходило, что не должен я им уступить. Осмелев, я дождался, пока тренер Валентин Лебеденко очутился возле меня, и возник перед ним как лист перед травой:
- Разрешите, я попробую поднять.
- А ты когда-нибудь брался за штангу?
- За настоящую не брался. Поднимал ось от вагонетки.
Кажется, я покраснел. Тогда не надо, сказал он, окидывая меня внимательным взглядом.
- Это большой для тебя вес: 90 килограммов. Ни к чему.
- Я только попробую. Ну разрешите! Один разок!
- Ну давай, толкай, если невтерпеж.
Тренировка остановилась. Все с любопытством уставились на матроса, который снеумелой поспешностью, как был в клешах и форменке, одну бескозырку только и снял,выскочил на помост и с трудом взвалил штангу на грудь. Толкнул вверх, но снаряд лишьслегка подпрыгнул и упал обратно. Новый толчок, и снова лишь насмешливо звякнули"блины".
Я занервничал. Покосился на штангу, лежащую у ног, на ребят. Выпросил еще одну попытку. И снова неудача. Штанга лишь дернулась в моих руках, точно на кочку наехала,не вверх не пошла.
Стало жарко. Я уже понимал, что пора остановиться, но остановиться не мог. Видя такую горячность, Лебеденко успокаивающе положил мне руку на плечо:
- Хватит, хватит! Вижу сила есть. Надо тренироваться. Тогда будешь поднимать.
- Но я должен ее поднять.
- Как-нибудь потом. Последний раз, честное слово!
- Настырный ты, морячок! Ну да ладно. Давай! Уговорил!
Никто больше не тренировался. Все смотрели на меня. Показалось даже, что "болели". Давай, морячок, не дрейфь! Я положил гриф на грудь, коротко вздохнул и, весь растворяясь в неимоверном усилии(тело завибрировало, как тугая струна), толкнул. Еще не веря, постоял секунду, держа снаряд над головой. Потом штанга вроде как сама собой грохнулась на помост, а я сделал неверный шаг в сторону, и словно большая птица махнула перед глазами вороненым крылом. Поплыли, закачались перед глазами лица ребят, но через несколько секунд ясность вернулась, а с нею и радость от того, что я таки одолел первые в своей жизни девяносто килограммов. Если бы шутки ради кто-нибудь догадался поднести мне цветы, я бы их принял как должное. В экипаж я возвращался в полном блаженстве. Как если бы победителем ехал домой с Олимпийских игр. Солнце казалось ярче, небо синей, люди милей.