Вот кое-что про их предполагаемое создание от ученых. Там и про дрель.
Вопрос технического исполнения троянских молотов-топоров очень важен, поскольку, как уже было отмечено выше, он является безусловно датирующим для всего клада L в целом.
Уже говорилось об исключительном совершенстве формы всех четырех троянских топоров, о сложности и богатстве их художественного оформления, имитирующего работу в металле. По существу все они — произведения очень высокого камнерезного искусства, памятники скульптуры из цветного камня. Высочайший уровень мастерства обработки такого сложного и твердого материала требовал столетий серьезного развития камнерезного ремесла: одно дело — мягкое, пластичное золото, другое — труднообрабатываемый камень.
Прежде всего следует отметить, что рассматриваемые нами предметы — довольно крупных размеров и веса. Обработка камня таких больших объемов, да еще с ювелирной тонкостью, требует значительного навыка и высокой точности. Длина топоров-молотов колеблется от 25,9 до 31,1 см, ширина — от 5,8 до 8,6 см; вес самого большого — 2140 г, самого маленького — 940 г; нижний диаметр конусовидного просверленного отверстия, рассчитанного на расклинивание деревянной ручки (черенка) — от 2,4 до 3,4 см, верхний диаметр, немного больший — от 2,4 до 3,6 см.15)
Виртуозно выполнены и сами отверстия и ободок, оставленный для декоративной накладки. Он исключительно точно воспроизводит в камне металлическую полоску с поперечными рельефными валиками и выступающими заклепками, которые потом покрывались позолотой. Сверление крупных отверстий и прекрасная шлифовка камня — нефрита, обсидиана и других пород — были известны и в более ранние периоды (например в древнем [225] Китае). Удивляет другое — идеальная отполированность основных поверхностей и применение здесь ювелирной имитационной техники, отсутствующей в каменных изделиях III тыс. до н.э.
Уже говорилось о том, что используемые в данных предметах разновидности цветного камня обладают очень высокой плотностью и твердостью. Для такой ювелирной работы, которую демонстрируют троянские памятники клада L, нужны и довольно совершенные инструменты из твердой бронзы, и непременно корундовый абразив. Твердость нефритоидов, как уже отмечалось, 4,5-5,5-6, нефрита — 6-7; твердость метаморфической породы с включениями лазурита также не менее 5-5,5. Поскольку такая скарнированная порода включает в себя обычно шпаты, бокситы, диопсиды и т.п. (а они имеют разную твердость), работа с ней также доставляет много трудностей, особенно в крупных предметах, таких, как рассматриваемые.
Корундовый абразив, необходимый в процессе изготовления такого рода предметов, был и на островах Эгейского моря, например на острове Наксосе, чем в дальнейшем пользовались греки, а до них его применяли минойцы и ахейцы, был он и в Малой Азии. Только корундовый абразив, дававший твердость 8-9, позволял так свободно и совершенно обрабатывать сложные породы камня, особенно если учесть использование имитационной техники такого сложного характера. Из инструментов, которые применялись в процессе обработки, следует назвать: 1) сверла — бронзовые стержни разного диаметра (в том числе и очень тонкие с округлым выемчатым концом, предназначенные специально для исполнения рельефных заклепок); 2) полотна — бронзовые надфили для пропилов камня; 3) притирочные плиты — плоскости, на которых обрабатывали камень, делали его профилировку, полировали.
По двум топорам из клада L без особого труда прослеживается ход работы мастера, ее последовательность.16) Хорошо просматривается, например, сетка квадратов в пропиленной разметке, в которые затем вписывались окружности «заклепок». Сетка из долевых и поперечных пропилов потом либо убиралась благодаря дополнительной обработке, либо сохранялась и воспринималась как своеобразный декор. Верхушки заклепок иногда могли стесываться, и это тоже давало свой особый эффект.17)
Золочение большого труда не составляло. Тонкий слой золота, как фольга, накладывался на поверхность рельефно обработанного камня и закреплялся с помощью клеющего состава. Устройство простейшего станка, которым пользовались при таких работах в древности, хорошо известно: это дрель древнейшего типа — «лучковая» дрель.
Полировку камня знали давно, но для твердых пород и крупных объемов ею стали широко пользоваться по существу только во II тыс. до н.э., что подтверждает и опыт Египта, где искусство обработки камня находилось на очень большой высоте. Замечательных успехов в полировке твердых кристаллических пород здесь достигли только в эпоху Среднего царства, в основном в период XII династии.
Для черновой, предварительной полировки поверхностей камня в Египте пользовались крупным корундовым абразивом, которого много на юге, в Верхнем Египте, а в качестве связующего компонента применяли воду и растительные масла. То же делали, видимо, и на малоазийских территориях. Для окончательной, чистовой полировки применяли мелкий корундовый порошок, смешанный с маслом. В Азии был известен еще один способ (кое-где, например в Сибири, им пользуются до настоящего времени): мелкий корундовый абразив растирали с медом.
Обрабатывать крупные кристаллы горного хрусталя со сложным сверлением их на станке могли тоже только во II тыс. до н.э. Этот твердый материал очень труден в обработке из-за своей ломкости (твердость его равна 7).
Что касается сердоликовых бусин и бусин из янтаря, обнаруженных в троянском кладе L, то они по своим формам и технике обработки тоже вполне вписываются в круг произведений II тыс. до н.э.18) И материал для них использовался явно средиземноморский или, точнее, анатолийский. На всех этих территориях великое множество сердолика, янтарь также встречается (есть он в Италии, на островах Эгейского моря, Украине, так что и в кладе L он южного, а не северного, балтийского происхождения). Кстати, следует заметить, что почти нет находок янтаря, датированного III тыс. до н.э., и довольно многочисленны находки II тыс. до н.э. [226]
Наличие в комплексе клада L спекшегося металла и сами формы мелких предметов, оказавшихся в этом конгломерате, на наш взгляд, нисколько не противоречат выдвинутой нами более поздней датировке всего клада L в целом. Гвоздики и другие предметы подобной формы есть и во II тыс. до н.э.19) Половина железного навершия (железный шлак), обнаруженная в том же комплексе клада L, является, кажется, только лишним подтверждением верности нашего определения.20) Ссылка на А. Гетце, считавшего, что бусины, спекшийся металл и железный шлак могли и не быть связаны с данным кладом, не слишком убедительна, тем более, что и по поводу самих ритуальных молотов-топоров Гетце высказался довольно неопределенно.21) На наш взгляд, все эти предметы все-таки относились к данному кладу, и никаких противоречий здесь не возникает. В итоге исходя из технологического анализа рассмотренных троянских памятников с еще большей отчетливостью вырисовывается поздняя датировка клада L, — II тыс. до н.э. (1700—1500 гг. до н.э.).
Клад L, обнаруженный Шлиманом в последний год его работ в Трое, в 1890 г., действительно по всем параметрам резко выделяется среди раннего материала других кладов, который находит прямые аналогии в памятниках III тыс. до н.э. Если принять во внимание наши доказательства, то клад L связан не с Троей II, как считалось прежде, а с Троей VI. Тогда многое становится понятным: и активные связи с Микенской Грецией, которые хорошо прослеживаются на этом материале, и связи со всей художественной культурой эгейского мира, переживавшей в этот период свой расцвет. Художественно-стилистический анализ каменных молотов-топоров из клада L также подтверждает, на наш взгляд, правильность такого определения для данного археологического комплекса в целом.
Прежде всего, как уже говорилось, поражает удивительное художественное совершенство самой формы троянских молотов-топоров. С небольшими вариациями эта форма повторена четыре раза. Пластически четко выражены, разграничены, соотнесены в своих объемах и полностью уравновешены обе ее основные части: лезвие-лопасть и обух-молот. Замечательны кроме того идеальная выверенность пропорций, завершенность, собранность, отточенность линий в ее очертаниях, что дает целостный, изящный гибкий силуэт. И наконец, просто изумительно декоративное осмысление самой этой формы: исполнение накладки с заклепками, имитирующей металл, общее оформление лопасти, обуха, втулки. Все вместе свидетельствует о высочайшем совершенстве работы мастера-ремесленника и вместе с тем — о классическом этапе в развитии данной художественной культуры, ее стиля.
Ритуальные троянские топоры-молоты по своей художественной стилистике вполне соотносятся и с критскими (минойскими) памятниками XVI в. до н.э., и с памятниками этого времени, происходящими с других островов Эгейского моря (в том числе и с о-ва Фера), а также с ранними произведениями из микенских шахтовых гробниц круга А и В. Для Крита и островов — это было временем так называемого дворцового стиля, если понимать его расширительно, как делает это Ф. Матц. Это не начальная (III тыс. и начало II тыс. до н.э.), а именно классическая стадия в развитии эгейской культуры и искусства. Поэтому рассматриваемые каменные топоры легко сравнить по стилю со стеатитовыми рельефными вазами, фигурками кносских жриц, выступающих в роли Великого женского божества (Богини-Матери), с сакральными фресками Кносса и Феры, с великолепными расписными вазами «дворцового» стиля.
Высочайшее художественное качество данных предметов тем более заставляет думать о чисто символической (не функциональной) их роли, о чем уже говорилось выше. Ими могли только прикасаться к жертве, решая ее участь, пользоваться как культовым символом в различных ритуальных действиях, праздничных церемониях. Трассиологический анализ вряд ли обнаружит на этих топорах следы какого бы то ни было действия (наличие зазубрин, царапин). Сохранность их очень хорошая, за исключением, может быть, только одного из них. Топор из лазурированной породы имеет поверхность, несколько поврежденную огнем. Видимо, он подвергся действию пожара более, чем другие. Этим объясняется и то, что он был обнаружен расколотым на две части (позднее они были соединены реставраторами). Следы пожара видны и на других предметах клада L. Заметнее всего они, конечно, в спекшемся металле — в мелких золотых предметах и во фрагменте какого-то изделия из железа, который был определен как железный шлак (кстати, наличие железа — дополнительный аргумент для поздней датировки комплекса). [227]
Факт пожара очень важен, и он вполне соотносится с исторической ситуацией Трои VI.22)
Первоначально предметы рассматриваемого археологического комплекса, извлеченные из сокровищницы святилища, как уже упоминалось, могли быть зарыты вблизи от поверхности земли или спрятаны прямо в стену, а уже затем перезахоронены как клад на большой глубине. Таким путем они, видимо, и попали в слои Трои II, однако отношения к ней они не имеют. Для Трои, раскопанной Шлиманом, стратиграфические неувязки и смещения, как известно, не были редкостью.
То, что основные предметы клада L являются однотипными, многократными повторениями по существу одного и того же образца — факт также весьма интересный. Очевидно, мы имеем дело с местной художественной мастерской, продолжавшей традиции древнего этапа и во II тыс. до н.э. Специализировалась она, как показывает материал, на работах в золоте и цветном камне. Если это так, то помимо минойских, микенских и островных центров возникает еще один важный центр художественного производства, о котором в связи с этим временем было мало что известно.
Вход
Регистрация
Наверх
