55 ответов в этой теме

[1 GR]

язык и понты у него были уж очень нереальны...

[Запорожский казак]

Мог себе позволить :-)

В том числе этим и распиарился

[SanAndreas]

1 GR:

язык и понты у него были уж очень нереальны...

Запорожский казак:

Мог себе позволить :-) В том числе этим и распиарился

Однако за ,,базар,, всегда отвечал!)))Причем, нокаутами в основном.Боксер легенда, на его примере тысячи и тысячи полюбили бокс а многие стали звездами.

[dip74]

Много букв...к сожалению, или к счастью...

 

 

Quote

ЭПОХА МОХАММЕДА АЛИ

Когда в январе 2002 года в голливудской аллее славы закладывали звезду Мохаммеда Али, самый знаменитый боксер и вообще один из самых знаменитых людей ушедшего века потребовал, чтобы его звезда была вмонтирована в стену, а не в мостовую, дабы «на нее не наступали люди, которые его не уважают». Как будто таковые еще остались.

Собственно, за всю его жизнь, не считая ранней молодости, было только несколько человек, которые попы­тались его не уважать, и они за это дорого заплатили. А вот тех, кто его не любил, было очень много. Но со временем и они практически перевелись. Тот, кто начал клоуном, а затем стал антигероем, закончил национальным символом вроде звездно-полосатого флага и Ниагарского водопада, вместе взятых. И еще полубогом в придачу. Наверно, ни одному человеку в истории не удавалось перековать столько ненависти по отношению к себе в такое количество самой бескорыстной и искренней любви. долюбливал. Во всяком случае, он никогда не говорил о нем, хотя постоянно говорил о матери, которую про­сто обожал.

Когда Кассиусу было 12 лет, кто-то на ярмарке украл у него только что подаренный велосипед. Ему сказани, что полицейский, к которому он может обратиться с жалобой, сейчас находится в спортивном зале, и Кассиус, весь в слезах от обиды, бросился туда. Полицейский Джо Мартин мало чем мог ему помочь, вора уже давно и след про­стыл, но парень вроде бы не хотел уже никакой помощи. Он только сказал, что вздует своего обидчика, если найдет его. Мартин, который по совместительству был тренером по боксу, сказал в ответ, что, прежде чем лезть в драку, нуж­но научиться драться. Видимо, опытным взглядом он сразу разглядел, что у Кассиуса прекрасные данные. Клей по­смотрел на тренировавшихся вокруг него людей и принял главное решение в своей жизни. Сейчас ему просто не в чем было тренироваться, но на следующий день он вернулся сюда, уже экипированный должным образом. Впоследствии, вспоминая первые тренировки Кассиуса, Мартин сказал: «Он не мог отличить левый хук от пинка под зад, но очень быстро прогрессировал».

Отработав в зале, Клей не заканчивал тренировку. Он просил младшего брата бросать в него камнями с не­большого расстояния, а сам уворачивался от них. Кроме того, он ел только то, что ему советовали, пил то, что совето­вали, и не делал того, чего не советовали. В первые же годы занятий боксом он твердо решил, что станет чемпионом мира в тяжелом весе. Времени на все не хватало, он занимался в двух спортзалах, кроме того, совершал многокиломет­ровые пробежки в тяжелых башмаках по утрам, и в результате учеба пошла побоку, хотя до этого он совсем неплохо учился. Однако здесь у Кассиуса обнаружился неожиданный союзник.

Директор школы Этвуд Уилсон отличался необычайно крутым нравом, но для Клея он делал исключение. Он пресекал все попытки преподавателей не аттестовать его. «Если когда-нибудь кто-нибудь узнает наши имена, то только благодаря тому, что мы учили его, — говорил он учителям, не понимавшим и не разделявшим его слабости, — и я не хочу войти в историю как директор школы, в которой Кассиусу Клею не дали аттестат».

Одной из недовольных Кассиусом была учительница по английскому языку. Клей должен был написать большое сочинение на вольную тему. Кассиус сказал, что хочет написать о радикальной негритянской организации «Черные мусульмане», только входившей тогда в силу. На дворе стояли еще тихие 50-е годы, когда негры предпочитали особо не высовываться, и учительница сказала, что это неподходящая тема. На другую Клей писать отказался. Учитель­ница не собиралась ему этого спускать, но тут, к ее досаде, за Кассиуса вступился директор.

Те, кто знал Клея в школьном возрасте, делятся на две группы. Одни говорят о нем как о фантастическом клоуне. При этом мало кто помнит какие-то конкретные шутки. Говорят о беспрерывном забавном кривляний. Кассиус дура­чился по поводу всего, на что падал его взгляд в данный момент. Когда на глаза ему попадалось что-то еще, он немед­ленно переключался на новый объект. Клей нисколько не заботился о том, какое впечатление производит на окру­жающих, и это придавало ему в их глазах известные обаяние и притягательность.

Однако многие его знакомые того периода, прежде всего учителя, вспоминают совсем о другом Кассиусе — за­думчивом, мечтательном и временами до крайности стеснительном. Им вторят и некоторые одноклассницы, которые утверждают, что в компаниях, где были девушки, Клей временами просто терял дар речи. И это в том возрасте, когда многие негритянские подростки, даже в те пуританские 50-е годы, давно уже переходили в вопросах взаимоотношения полов от теории к практике. Однажды на вечеринке, где было много девушек, Кассиус вообще не смог поднять глаз от тарелки. Создается впечатление, что очень часто он начинал валять дурака только потому, что это было единствен­ным способом спастись от собственной стеснительности. Когда куда более продвинутая в сексуальных вопросах одноклассница, которую он отважился проводить домой, начала на прощание учить его целоваться, Кассиус потерял сознание. Сначала она решила, что он, по обыкновению, придуривается, но Клей так тяжело упал, что она испуга­лась, побежала домой и принесла холодное мокрое полотенце, которое положила ему на лоб. Будущий бабник, впослед­ствии оставивший позади даже своего папашу, пришел в себя далеко не сразу.

Другая его особенность, довольно странная для одного из величайших боксеров в истории: он практически никогда не дрался. Те, кто знал его в юности, смогли вспомнить только два случая. В первый раз, когда он вместе с друзьями сидел в закусочной, к нему привязались два известных уличных бойца его же возраста. Клей отнекивался до последнего и говорил, что он боксер и не хочет никого калечить. В ответ ему смеялись в лицо и стали толкать и пихать. Когда оскорбления сделались невыносимыми, он пошел вместе с более здоровым противником на улицу с таким ви­дом, словно его тащили туда на аркане.

Для победы ему хватило доли секунды и одного удара, после которого его обидчик рухнул без чувств. Когда Кассиус вернулся в закусочную, второй забияка отшатнулся от него как от зачумленного. Легкая победа не доставила Клею никакой радости. Весь вечер он просидел страшно подавленный и так и не пришел в себя.

Во второй раз ему пришлось драться в 17 лет, причем со взрослым мужиком и хорошим уличным бойцом. Ранним утром Клей всегда совершал длинную пробежку в специальных утяжеленных башмаках. При этом он не про­сто бежал, а боксировал с тенью и бормотал себе под нос как молитву: «Я буду чемпионом в тяжелом весе. Вы все обо мне еще услышите. Я величайший». Впоследствии слово «величайший» стало его прозвищем.

По традиции в это время у одной закусочной перед работой собирались мужики, чтобы поболтать за жизнь. Од­ного из них, Джина Пирсона, почему-то страшно раздражала «речевка» Клея, и в один прекрасный день он встал за фонарный столб в ожидании, когда Кассиус, читая свое заклинание, пробежит мимо него. Из-за поворота показа­лась долговязая, но еще достаточно мальчишеская фигура Клея. Когда он поравнялся со столбом, за которым в засаде прятался Джин, тот неожиданно выскочил на дорогу и нанес ему грамотный удар правой навстречу.

На долю секунды у Клея подогнулись колени, и мужикам, собиравшимся с удовольствием посмотреть, как их приятель вышибет дух из этого пацана, показалось, что он сейчас упадет. Однако колени Клея так и не коснулись земли. Вместо этого он мгновенно выпрямился и обрушил на Джина сумасшедшую серию ударов. «Они были такими быст­рыми, что их просто не было видно», — рассказывал об этом эпизоде через много лет один из свидетелей. Кассиус прижал Джина не то к столбу, не то к стене закусочной и безостановочно бил, не давая упасть. «Оттащите его от меня! Оттащите его от меня!» — кричал Пирсон, но желающих ему помочь не находилось. «Ты будешь, будешь чемпионом мира!» — заорал Джин. Тогда Клей остановился, повернулся и, ни слова не говоря, продолжил свою пробежку.

Когда он встретил эту компанию снова, друзья стали подначивать Джина: «Ну как, может, еще разок его уда­ришь?» Но тот вместо удара поприветствовал Клея словами: «Привет, чемпион!»

До римской Олимпиады 1960 года оставалось несколько месяцев.

Почему-то очень многие спортсмены и болельщики из самых разных стран, которые побывали на нескольких Олимпиадах, выделяют римскую как самую радостную, наполненную каким-то бесконечным счастьем. О террористах, придавших через 12 лет такой мрачный оттенок мюнхенской Олимпиаде, тогда никто и не слышал, спортивный фо­рум еще не стал ареной борьбы американских негров против расовой дискриминации, как восемь лет спустя в Ме­хико. Наконец, до первых громких допинг-скандалов тоже было пока далеко. Европа (и Италия едва ли не в первую очередь) еще помнила войну и не устала радоваться ее отсутствию.

Все это важно, потому что, хотя Кассиус Клей наверняка стал бы чемпионом мира среди профессионалов и не выступив перед этим на римской Олимпиаде, без нее его чисто человеческое развитие было бы совершенно иным. Она пробудила в нем то, что до тех пор дремало и не находило выхода, хотя иногда и давало себя знать. Не случайно же он, так пренебрежительно относившийся к школьной программе, настойчиво пытался отстоять свое право написать со­чинение о «Черных мусульманах», самом экстремистском негритянском движении, ставившем себе целью отделить здоровенный кусок от США, чтобы устроить там некие Черные Соединенные Штаты.

Кассиус был представителем нарождавшегося негритянского среднего класса, при этом жившим на юге Аме­рики, где до упразднения сегрегации оставалось еще много лет. Клея с его сознанием собственной исключитель­ности, наверно, и раньше бесило, что вход в большинство кафе, ресторанов и кинотеатров в родном городе был для него закрыт, но это была некая данность, к которой он привык и бунтовать против которой ему казалось невозможным. Во всяком случае, за школьные годы он только один раз принял участие в негритянском митинге протеста и, после того как какая-то женщина вылила на него ведро воды из окна, сказал, что больше этого делать не будет. Но в Риме он был почетным гостем, здесь никому и в голову не могло прийти преграждать ему путь куда бы то ни было, и это, наверно, произвело на него впечатление. Тем более что его статус здесь постоянно повышался по мере выигранных боев.

Его первый соперник, бельгиец Ив Бикоз, сложил оружие уже во втором раунде. Вторым противником Клея стал наш Геннадий Шатков.

Решение включить Шаткова, олимпийского чемпиона 1956 года в среднем весе, на излете его карьеры в сборную, несмотря на его неважную физическую форму, наверно, было ошибкой в принципе. Но запихнуть его в полутяжелый вес, для которого Шаткову просто не хватало габаритов и физической силы, стало кошмарным промахом. Кассиус, на­оборот, уже перерос полутяжелый вес, в котором выступал, и не без труда «делал» его перед каждым боем. В результате получилась встреча перебравшего несколько килограммов возрастного средневеса и молодого, набирающего обороты тяжеловеса. Исход ее был предрешен. Клей выиграл бой в одну калитку, и в огромную заслугу Шаткову можно поста­вить, что он закончил встречу на ногах, хотя и пропустил очень много ударов.

В том же ключе Клей выиграл и полуфинальный бой с австралийцем Тони Мэдиганом, а в финале наступил черед знаменитого поляка Збигнева Петшиковского.

Поначалу казалось, что многоопытный Петшиковский сумел подобрать ключи к своему молодому противни­ку, но это только показалось. Клей перехватил инициативу и принялся просто избивать Петшиковского, который вы­глядел таким беспомощным, словно боксировал с привидением. Говорили, что за один 3-й раунд он пропустил больше ударов, чем за всю свою долгую карьеру. Сгонка веса ослабила Клея, в противном случае поляк не ушел бы от нокаута.

5 сентября 1960 года Кассиус стал одним из героев Олимпиады и в полной мере ощутил себя таковым. Геро­ем он вернулся и в родной Луисвилл, и поначалу его там принимали соответственно. А потом произошел эпизод74 ко­торый послужил стартовой точкой в новом этапе жизни Клея.

Сразу скажу, что, скорее всего, этого эпизода на самом деле не было. Просто Кассиус, с молодости на уровне ин­стинкта усвоивший все законы массовой культуры, сочинил его на вполне реальной основе, а от частого повторения со временем поверил в него сам.

В его собственном изложении все произошло следующим образом. Кассиуса с приятелем не пустили в приви­легированное кафе за неподходящий цвет кожи. Тогда его друг принялся объяснять, что это не просто негр, а олим­пийский чемпион. Охранники пожали плечами и все равно не пустили. Разъяренный Клей, который мог за несколько секунд превратить их в стонущие, лежащие в разных позах туши, но понимавший, что заплатит за это всей своей по­следующей жизнью, вылетел из кафе и в припадке бешенства забросил свою олимпийскую медаль в реку.

Здесь все изложено по законам голливудского боевика. В развлекательном кино нет времени показывать, как какое-то чувство созревает в герое. Нужен яркий эпизод, который переворачивает всю его жизнь. Действительность, по словам людей, знавших Клея в те годы, была намного проще и еще печальнее. Что касается медали, то он так носил­ся с ней и стольким людям показывал, что в конце концов просто потерял. Так что в этой части его рассказ — полная фикция, а вот в самые разные места его действительно не пускали, причем далеко не один раз, и, после того как он ощу­тил себя в Риме на крыше мира, Клей больше не мог примириться с тем, что раньше было вполне привычной, хотя и неприятной составляющей его жизни.

Однако Кассиус и в 19 лет был умным и расчетливым человеком. Он прекрасно понимал, что еще не настало время возвышать голос. День гнева наступит позже, когда уже никто и ничто не сможет его остановить. Собственно, ничего нового он здесь не придумал, а шел по стопам Джека Джонсона, который тоже объявил открытую войну белым лишь тогда, когда стал чемпионом мира.

В 1957 году в Луисвилл вместе со своим учеником Вилли Пастрано приехал известный тренер профессиона­лов Андже-ло Данди. Кассиус позвонил ему в отель и выпалил следующий текст: «Меня зовут Кассиус Марцеллус Клей. Я победитель турнира «Золотые перчатки» города Луисвилла, Скоро я выиграю (общеамериканские) «Золотые перчат­ки», а в 1960-м выиграю Олимпиаду, и я хочу поговорить с вами».

Наверно, Данди слегка ошалел от такого напора, но он был хорошим и, главное, любопытным человеком, а по­тому пригласил Кассиуса к себе. Тот пришел и три часа мучил Данди бесконечными вопросами: чем питаться, сколь­ко времени бить по мешку, сколько спарринговать, какую технику прежде всего отрабатывать, сколько бегать — и так без конца. Анджело ответил на все его вопросы и пожелал удачи.

Через два года Данди снова оказался в Луисвилле, и снова с ним был Вилли Пастрано, который к тому времени стал многообещающим полутяжем. Клей напомнил о себе и пришел к Данди. Увидев Пастрано, Кассиус стал умолять Данди разрешить ему поспарринговать с ним. Анджело считал, что профессионалов и любителей не стоит сводить в спаррингах, но Кассиус так упрашивал его, что он наконец согласился. Дальше началось то, что с позиции сего­дняшнего дня кажется единственно возможным, но тогда производило ощущение настоящего чуда. Кассиус кружил вокруг растерявшегося от его скорости Пастрано, разрывал дистанцию, наносил несколько острых, молниеносных ударов и уходил от контратаки. На Данди неизгладимое впечатление произвело то, как здорово Клей уходил от атак Па-страно, причем часто с ударом. А это уже высший пилотаж, которого трудно было ожидать от 17-летнего парня. Видя отчаянное лицо Пастрано, Данди остановил спарринг. «Черт! — сказал Пастрано. — Этот малец вышиб из меня дух».

Пастрано через четыре года стал чемпионом мира в полутяжелом весе. А Данди больше уже не терял связи с

Клеем.

Первый бой на профессиональном ринге Клей провел 29 октября 1960 года с очень неплохим бойцом Танни Хунсакером, сочетавшим занятия боксом со службой в полиции. Встреча получилась несколько труднее, чем ожида­лось. После Олимпиады прошло меньше двух месяцев, и Клей просто не успел еще набрать форму. Тем не менее он без больших проблем переиграл Хунсакера, который какое-то время после боя не мог открыть глаза. После встречи они дружески поболтали, и Кассиус сказал Танни, что тот один раз так достал его левым хуком, что ему показалось, что «из него выскочит тот гамбургер, который он съел перед боем». А Хунсакер после боя говорил всем и каждому, что Клей ста­нет чемпионом мира, как только ему предоставят такую возможность.

Хунсакер знал, что говорил. Как мы помним, через несколько месяцев, 6 февраля 1961 года, Клей случайно столкнулся в спортзале с экс-чемпионом мира шведом Ингемаром Юхансо-ном и устроил ему настоящую порку.

Всего с октября 1960 до конца 1962 года Клей провел 16 боев, и только три его противника без всяких надежд на победу смогли дотянуть до финального гонга. Но запомнили его отнюдь не только благодаря победам.

Его прозвали Большой Рот, что соответствует русскому «трепло».

Многое в русской литературе вышло из гоголевской «Шинели», и почти все в современном боксе пошло от Кассиуса Клея. Если это и преувеличение, то только не в том, что касается слияния бокса с шоу-бизнесом. Здесь Клей стал настоящим пионером. До него были лишь природные звезды, вроде Джона Л. Салливана, Джо Луиса или Рокки Марчиано. Предшественником Клея может считаться только Джек Джонсон, тоже большой мастер эпатировать публи­ку, но он при этом не столько играл, сколько был собой.

Джон Л. Салливан вел себя как король, не потому что это было полезно для дела, а потому что именно так се­бя ощущал.

Немногословный Луис был настоящим героем своего предвоенного и военного времени. «Мы победим, потому что сражаемся на стороне Бога», — сказал Джо Луис. Так говорят не деятели шоу-бизнеса, а герои, каким и был Луис по своей сути.

Рокки Марчиано умел вести себя как настоящий джентльмен, и умел очаровывать публику, но без своего непо­бедимого послужного списка он никогда бы не стал тем, кем стал для большинства американцев. Собственно, и звездой-то он сумел по-настоящему стать, только уже завоевав титул.

Несмотря на всю свою популярность, эти боксеры, как и все остальные, не смогли перешагнуть грань между спортом и индустрией развлечений, да они и не ставили себе такой задачи. Это сделал Кассиус Клей где-то между 1960 и 1964 годами.

Он был молод, красив и умен. Имея эти качества, молодой Клей тем не менее выбрал амплуа отвратительно на­глого, крикливого психа. Этим он убил сразу двух зайцев: о нем начали писать и его стали опасаться другие боксе­ры, считавшие, что имеют дело с сумасшедшим. Там, где он появлялся, у всех присутствующих через несколько минут закладывало уши. Он не давал никому слова сказать, кричал, что он самый лучший, что никто ему в подметки не го­дится, в стихотворной форме предсказывал, в каком раунде нокаутирует своего противника, заявлялся в тренировоч­ный лагерь к своему будущему сопернику и устраивал там кошачий концерт, цеплялся к каждому слову окружающих и тут же вьшорачивал его наизнанку. «Ты можешь закрыть свой рот?» — спросил его как-то вконец измученный репор­тер. «Это невозможно», — ответил Кассиус, и неожиданно на его лице вместо выражения дебила, страдающего манией величия, появилась добродушная, но безмерно хитрая улыбка: он отлично знал, что делал. Он раскрутил себя так, как это не смогли бы сделать 10 профессиональных пиарщиков, вместе взятых.

Клей стал антизвездой. Миллионы телезрителей прилипали к экранам в надежде увидеть, когда же его, нако­нец, побьют. Впоследствии Кассиус Клей, поменявший к тому времени не только имидж, но и имя, отбросил эту мас­ку за ненужностью, показал свой поистине героический характер и стал национальным символом, сравнимым только с однодолларовой купюрой, некой единицей измерения национального мужества. Он остается этим символом по сей день, несмотря на болезнь Паркинсона, являя собой образ человека, чей дух не может быть сломлен ничем.

Кассиус Клей сделал еще одну вещь. Он многократно увеличил гонорары. Джо Луис, бывший символом своей сражающейся страны, заработал за всю свою карьеру чуть больше 4 миллионов долларов. Клей примерно за тот же период времени — около 60 миллионов, что несоизмеримо, даже учитывая инфляцию доллара. Оказывается, быть шоуменом куда более выгодно, чем национальной гордостью. Впрочем, кто бы сомневался.

Кассиус начал эпоху, в которой было важно не только и даже не столько то, что делает боксер на ринге, сколько то, как он продает себя за его пределами. Если ты этого не умеешь — звездой тебе не стать никогда, каким бы мастером своего дела ты ни был.

Амплуа антизвезды обременительно, потому что ты теряешь право на поражение. Если тебя любят, то пора­жение тебе простят, если не любят — тебя с удовольствием затопчут. Сан-ни Листон, который в определенной степе­ни тоже был антизвездой, прекрасно это понимал, как следует из его известного высказывания о плохих и хороших парнях. Санни Листон не давал себя бить. Не давал себя бить и Кассиус Клей. Но если Листон в качестве бойца был в общем и целом понятен своему времени — против лома, то есть в данном случае против ломовой силы Санни, нет приема, то Клей был до некоторой степени загадкой. Часто даже серьезные специалисты поначалу не знали, как к не­му относиться.

Как боксер, Кассиус Клей был таким же новым явлением, как и шоумен. Это сейчас его девиз «порхать, как ба­бочка, жалить, как пчела» стал общим местом и самой затасканной цитатой о боксе, а тогда это было в новинку, как и все, что он делал.

Первое, что сразу бросалось в глаза, — это его скорость. Многие из его противников говорили, что они не то что не успевали среагировать на его удары, но просто их не видели. Но все-таки такие быстрые руки к тому времени на ринге зрители уже повидали у Флойда Патгерсона и могли убедиться, что сами по себе они не спасают от нокаута даже в первом раунде.

Другое дело — передвижения Клея по рингу. Он как будто перемещался во все стороны одновременно, ставя противника в тупик, и при этом в самый неожиданный момент «стрелял с обеих рук». Разобраться в том, что он делает, было непросто даже со стороны. Что уж говорить о его несчастных противниках. Случаи с Пастрано и Юхансоном в данном случае очень показательны. Кассиус был необыкновенно легок на ногах, и догнать его боксеру атакующего плана, каких среди тяжеловесов абсолютное большинство, оказывалось практически невозможно. Вместе с тем его от­ходы таили в себе очень большую опасность для противника, потому что это были далеко не пассивные оборонитель­ные действия, а своего рода боксерская сици-лианская защита, то есть защита нападением. Клей великолепно перехва­тывал атаки, и его коронный правый кросс навстречу, который он наносил так, что его почти не успевали увидеть, для очень многих оборачивался нокаутом. Кассиус, как уже говорилось, еще до Олимпиады умел уходить в сторону с уда­ром, и у него был самый быстрый левый джеб в истории тяжелого веса, который работал с методичностью отбойного молотка.

Однако все попытки проанализировать его стиль обречены на неудачу. Позже о нем скажут, что он загубил це­лое поколение тяжеловесов, которые пытались повторить то, что он делал на ринге. Обычный, даже очень талантливый человек не может повторить гения. Клей часто делал совершенно безумные вещи, например постоянно опускал руки. Для любого другого это моментально закончилось бы нокаутом, а он мог себе такое позволить, потому что фанта­стически владел защитой корпусом, когда этого не умел еще почти никто, как никто другой нутром чувствовал про­тивника и читал его действия: боксерский инстинкт он довел в себе до абсолюта. Однако в боксе никакой инстинкт не спасет от ударов. Их пропускают все, но Клей умел амортизировать удары в последний момент, откидывая голову или чуть-чуть изменяя направление удара, подставив руку. Чтобы суметь это сделать, надо только увидеть удар, хоть в са­мый последний момент, а Клей видел все удары.

Однако кое в чем его стиль все-таки поддается логическому объяснению. Основа бокса — это не удар, как мно­гие думают, и уж тем более не защита сама по себе. Главное — это чувство дистанции. Бокс — очень тонкий вид спор­та, где все держится на сантиметрах, и именно умение чувствовать эти сантиметры в первую очередь определяет успех. Клей чувствовал миллиметры. Отдельные моменты его боев нужно обязательно смотреть в замедленном варианте, а то и по кадрам. Тогда становится видно, что многие удары, которые он, как могло показаться, пропустил, на самом деле не представляли собой опасности, так как чуть-чуть не достигли цели или пришлись только мякотью перчатки. Это мож­но счесть везением, но в боксе не везет тысячу раз подряд.

Сам Кассиус хотя и обладал достаточно сильным ударом, но все же в этом компоненте уступал очень многим. Однако он с лихвой компенсировал несильный удар точностью и своевременностью, именно поэтому одним своим правым кроссом,, выброшенным точно в челюсть навстречу, он часто отправлял противников в глубокий нокаут.

В общем, Клей был совершенный боец, но в начале 60-х это в полной мере могли оценить только те, кто ему проигрывал. Остальные в своей массе оказались не готовы к восприятию столь нового явления.

Его первые скромные соперники ничего не смогли с ним поделать. Один из них, Санни Бэнкс, правда, су­мел послать Кассиуса в нокдаун, но Кассиус отнюдь не был этим потрясен и в четвертом раунде нокаутировал его. Первым, как считали, серьезным испытанием должен был стать для Клея бой с эксчемпионом мира в полутяжелом весе Арчи Муром, которого ранее привлекли для его тренировок, но Кассиус расправился с ним быстрее, чем Мар-чиано и Паттерсон. Уже в четвертом раунде Мур был нокаутирован.

После этого боя многие стали говорить, что в принципе Клея можно выставить против Санни Листона, к то­му моменту уже чемпиона мира, но без всяких шансов на успех — просто для того, чтобы раз и навсегда заткнуть этот большой рот. Однако Клея еще ждали серьезные испытания, которые были ему совершенно необходимы. В против­ном случае у него мог бы развиться комплекс собственной непобедимости, который никого еще до добра не доводил.

13 марта 1963 года в своем 18-м бою он встретился с известным боксером Дагом Джонсом. Перед встречей Кас-сиус, как обычно, в стихотворной форме предсказал, когда нокаутирует своего противника. На этот раз он написал да­же два стихотворения, в первом сказал, что сделает это в восьмом раунде, но потом решил, что хватит и четырех, и написал второе.

Однако на сей раз его пророчество не сбылось.'Джонс, сильно уступавший Клею и в росте и в весе, дал неожи­данно упорный бой. Публике, крепко не любившей Клея, даже показалось, что он одерживает верх. Дат обладал мощным разовым ударом, и именно на него он и сделал ставку. Его тяжелые удары время от времени доходили до цели, на что Кассиус отвечал сериями. Может, бил он и чуть слабее, зато попадал куда чаще.

Из девяти первых раундов рефери, который в том бою тоже вел подсчет очков, отдал Клею семь — при одном проигранном и одном ничейном, но это ничего не значило, так как двое боковых судей отдали каждому из противников по четыре раунда при одном ничейном. Таким образом, исход поединка зависел от последнего раунда.

Сейчас, когда смотришь этот бой, создается впечатление, что в записке рефери было больше правды. Вполне возможно, очки, выставленные боковыми судьями, в значительной степени продиктованы предвзятостью, тем более что зал нью-йорк ского Медисон-сквер-гардена рьяно болел за Джонса и шумно приветствовал любые его действия, которые хотя бы казались результативными. С другой стороны, судьи, вполне возможно, попали в давно известную ло­вушку. Состоит она в следующем: если один из боксеров является заведомым фаворитом, а второму отведена роль мальчика для битья, активные действия последнего кажутся более результативными, чем на самом деле. Судьи просто не привыкли к тому, чтобы кто-то оказывал Клею хоть сколько-то достойное сопротивление, и поэтому редкие резуль­тативные атаки Джонса производили на них более сильное впечатление, чем следовало.

Кассиус чувствовал не только соперника, но и судей, и в последнем, десятом раунде он все расставил на свои места. Он выиграл его в одну калитку и добился победы в матче, хотя аудитория встретила судейское решение неодобри­тельным гулом. Но это уже мало что меняло.

В тот день в зале был Санни Листон. Когда его спросили, что Кассиус Клей показал ему в этом бою, Санни от­ветил: «Он показал мне, что, если я когда-нибудь встречусь с ним на ринге, меня после боя посадят за убийство».

Однако следующим соперником Клея стал не Листон, а англичанин Хенрй Купер. Старина Энри, как его называли в Великобритании, пародируя его просторечный акцент кокни, пользовался у себя на родине фантастиче­ской популярностью за добрый, компанейский характер, бескомпромиссную манеру ведения боя и чудовищный левый хук, которым он отправил в нокаут абсолютное большинство своих противников. Однако у него были и два недостатка. Первый, обычный для скрытых левшей, то есть левшей, боксирующих как правши, в обычной левосторонней стойке, каким, видимо, и был Купер, — он в недостаточной мере владел правой рукой, которая не слишком помогала ему в бою. Второй был еще более серьезным. Острые надбровные дуги и скулы Старины Энри приводили к тому, что практи­чески в каждом бою он получал рассечения и начинал буквально истекать кровью. Остряки даже говорили, что лицо Купера начинает кровоточить еще до первого удара гонга.

Зная это, Кассиус отнесся к своему сопернику достаточно легкомысленно. Видимо, он не сомневался, что своими суперскоростными руками он очень рано посечет лицо Куперу, а дальше все быстро закончится.

Поначалу казалось, что так оно и выйдет. Но в четвертом раунде один из левых хуков Купера достал Клея, и он стал отступать. Старина Энри был слишком опытным бойцом, чтобы не почувствовать, что если у него есть хоть какой-то шанс на победу, то он появился именно сейчас, и бросился за ним. Секунд за пять до конца раунда его левый хук достал челюсть Клея, и тот упал как подкошенный. Впоследствие Кассиус доказал, что умеет боксировать и на ав­топилоте, но тогда абсолютно все зрители сочли, что от нокаута его спас гонг.

Клей встал задолго до того, как рефери мог закончить счет, и пришел в свой угол походкой человека, который из последних сил держит перпендикуляр. Его усадили, но секунд через десять он ни с того ни с сего встал, чтобы про­должить бой, явно не до конца понимая, что происходит вокруг. Его снова усадили и начали приводить в себя.

В начале раунда стало очевидно, что он еще не до конца очухался, но умело уходил от атак Купера. И здесь секунданты Клея неожиданно потребовали, чтобы бой прервали — они указали на то, что кожа на одной из перчаток Кассиуса потрескалась и стала вылезать набивка. По правилам в таких случаях бой останавливается — и боксеру меняют перчатку. Надо ли говорить, что команда Клея не старалась сделать это как можно быстрее?

Когда с перчаткой наконец разобрались, Кассиус окончательно пришел в себя и устроил Куперу настоящую трепку, а рефери вскоре остановил бой, из-за того что у британца кожа на лице, как обычно, стала расползаться «по швам».

Позже много говорили о том, что секунданты сами распороли перчатку Клея между раундами, но существует фотография одного из моментов четвертого раунда, на которой отчетливо видно, что дыра в перчатке уже есть. С другой стороны, менеджер Али Анджело Данди вроде бы признавался, что он слегка расковырял эту дырку пальцем. Так это или нет — сейчас уже сказать невозможно. В тот момент было важно, что Клей победил, препятствий к бою за титул больше не осталось, и он начал готовиться к встрече с Листоном.

Если раньше поведение Кассиуса Клея было временами, скажем, не совсем адекватным, то теперь он, каза­лось, потерял всякое чувство меры. Он буквально преследовал Листона. Едва тот успевал появиться в каком-нибудь об­щественном месте, как вскоре там же, часто с шумной компанией, появлялся Клей и устраивал нечто среднее между клоунским представлением и скандалом. Он называл Листона «большим безобразным медведем» (в английском это выражение, big ugly bear, очень короткое и произносится залпом), очень смешно передразнивал его и всячески ос­корблял.

Во время одного из таких представлений Листон сказал ему: «А ну-ка, сынок, пойдем выйдем». Когда они ос­тались одни, Санни посмотрел на него своим кровоостанавливающим взглядом и сказал: «Ты сейчас соберешь свои манатки и своих придурков и уберешься отсюда подобру-поздорову». И Кассиус спасовал. Прекрасно понимая, что умный Листон не станет устраивать драку, за которую ему грозит очередной срок, он все же уехал.

Существует и несколько иное описание этой сцены, которое приводит, например, обозреватель «Sports Illustrated» Уильям Нэк. Согласно этой версии, Листон сам подошел к стоявшему к нему спиной Клею, когда увидел его в известном казино «Тандерберд». Кассиус обернулся, и тогда Листон слегка ударил его в грудь тыльной стороной ладони. «Зачем ты это делаешь, Сании?» — спросил Клей, который выглядел слегка испуганным. «Затем, что уж очень ты свеженький мальчик», — ответил Листон, после чего повернулся и ушел, сказав по пути своему приятелю, кото­рый пришел вместе с ним: «Я сломал этого маленького засранца».

В сущности, неважно, что именно там произошло, важно лишь то, что Клей как-то спасовал перед Листо-ном. Что происходило в его душе после этого фиаско, знает он один, но вскоре Кассиус снова вышел на тропу войны, и как вышел! Многие даже стали высказывать сомнения в его нормальности, и к нему приклеилось слово «псих». Между тем в поведении Клея была своя система, которую тогда мало кто разглядел. Через несколько лет он рассказал, как тща­тельно был продуман каждый шаг. Цель преследовалась одна: лишить Листона психологической устойчивости и уве­ренности в себе. Клей знал, что нет человека, которого бы Листон боялся. А как насчет сумасшедшего? Может, имен­но его Листон будет хоть немного опасаться? Он даже не подозревал, как блестяще попал в точку. Впрочем, до того времени, когда зерно сомнения относительно его нормальности, посеянное в голове Листона, дало ростки, было еще да­леко. А пока Клей вместе со своим другом Бундини Брауном, которого часто называли «экспертом по безумию», стал устраивать совершенно немыслимые спектакли.

Кассиус просто перестал давать проход Санни и даже ночью лишал его покоя, устраивая у него под окнами кошачьи концерты. Во время одного.из них потерявший над собой контроль Листон вылетел из дома и сцепился с Клеем. Но на этот раз Кассиус не спасовал. Их вскоре разняли, но, когда растаскивали, взгляд у него был такой же яростный, как и у Санни. Но Листон не обратил внимание на то, что его, похоже, перестают бояться. Он просто не мог себе этого представить.

Внешне Листон оставался самим собой. «Единственное, что меня беспокоит, это как я выну кулак из такого большого рта», — сказал он незадолго до боя, который состоялся 25 февраля 1964 года.

Накануне на взвешивании Клей устроил нечто невообразимое. Он орал как резаный, не переставая угрожал Листону и метался по комнате как безумный. Санни в ответ и глазом не моргнул, а только посмотрел на Кассиуса и показал ему два пальца — по пальцу на каждый раунд, которые, как он полагал, Клей продержится против него. Прак­тически все свидетели этой сцены решили, что Кассиус напуган до смерти. Врач измерил ему давление и пульс, кото­рые, как и следовало ожидать, оказались запредельно высокими, и сказал, что, если он хоть немного не успокоится, бой придется отменить. Клей совладал с собой, и на этом все закончилось.

Через несколько часов к Кассиусу зашел известный спортивный врач Ферди Пачеко, который присутст­вовал на взвешивании. К его удивлению, Клей был абсолютно спокоен и улыбался как младенец. Не веря своим гла­зам, Пачеко померил ему давление и пульс, которые оказались 120 на 70 и 54 соответственно. И вдруг до Пачеко, вскоре ставшего пожизненным другом Клея, как откровение дошла мысль, что Листон «никогда не победит этого умного мальчика», как он скажет немного позднее. Ферди был одним из немногих, кто перед этим боем поставил большую сум­му денег на Клея, а ставки заключались из расчета 7 к 1 в пользу Листона.

Бой, как всегда, начался с ледяного взгляда Листона. Но уже здесь молодому сопернику удалось то, что не уда­валось еще никому. Он отразил страшный, холодный взгляд Санни своим ничуть не менее свирепым. Листон на это внимания не обратил.

Удивиться в тот день очень многим пришлось еще перед! боем. Как уже говорилось, Санни вызывал такой ужас, что многие считали, что он гораздо выше, чем был на самом деле, а здесь! они вдруг увидели, что Клей, чей рост составлял 190 см, был! прилично выше чемпиона и весом примерно равен ему (95,5 кг — у Клея и 98,9 — у Листо­на).

Перед боем Кассиус, как всегда, в стихотворной форме! предсказал, что нокаутирует Листона в восьмом раунде. Это вызвало смех. Вопрос ставился совсем не так: продержится ли; он до конца хотя бы первого раунда. Одна­ко были и такие, кто верил в Клея. Один из них сказал: «Клей победит, потому что может двигаться назад быстрее, чем Листон вперед».

Именно это Кассиус и принимается делать в первом раунде. Листон за ним не поспевает и все время мажет. Его левый хук постоянно рассекает воздух. Клей время от времени достает его жалящими ударами, пока наконец се­кунд за 30 до конца раунда не переходит в результативную затяжную атаку, которая, приносит ему победу в раунде.

Ни боксеры, ни рефери не слышат гонга, возвещающего о конце раунда, из-за чего он затягивается еще на не­сколько секунд. Джо Луис, который вместе с обозревателем Стивом Эллисом комментирует матч в прямом эфире, го­ворит: «Это лучший раунд, который я видел за долгое время. Мне кажется, Кассиус Клей добился полного преиму­щества над Санни Листоном в этом раунде». И это говорит большой друг Листона, который перед боем не сомневал­ся в его победе. Правда, Джо всегда славился своей честностью и принципиальностью.

Видимо, Клей потратил слишком много физических и еще больше эмоциональных сил в первом раунде, и по­этому второй выходит несколько скомканным, Листон чуть более активен, но практически все его попытки достать Кассиуса, прежде всего левым хуком, который раз за разом пролетает в считанных сантиметрах, а то и миллиметрах от головы Клея, безуспешны. Когда Санни атакует, Кассиус начинает раскачиваться, как перевернутый маятник, и удары почти все время идут мимо цели. Раунд равный, но при большой симпатии к Листону ему можно отдать в нем победу за чуть большую активность.

Третий раунд становится для Санни катастрофическим. На первой же минуте Клей потрясает его серией уда­ров и, что еще хуже, наносит сильное рассечение под левым глазом. Листон неудачно контратакует, на что Кассиус отвечает сначала одной атакой, а потом другой. Его не очень сильный, но быстрый правый кросс все время достает Сан-ни. В конце раунда Клей немного устает, и Листон начинает контратаковать, главным образом, левым джебом, но в основном мажет и раунд безоговорочно проигрывает.

В четвертом раунде Листон снова атакует и снова мажет. Клей утекает от него как ртуть. Качая свой маятник, он все время уходит от ударов Санни и время от времени контратакует. Раунд в целом равный, но в конце с Кассиусом что-то происходит, причем ясно, что это не следствие ударов Листона. Санни, может быть, и выигрывает этот раунд, но с минимальным преимуществом. Хотя можно отдать победу и Клею, который наносит Санни еще одно рассечение, теперь уже под правым глазом. В целом, по справедливости, из двух равных раундов, второго и четвертого, один надо было бы отдать Листону.

Клей возвращается в свой угол, и комментатор Эллис спрашивает Джо Луиса: «Ну как, удивляет вас Кассиус Клей?» «Кассиус Клей удивляет весь мир», — отвечает Джо.

Между тем в углу происходит нечто непонятное. Клей усиленно моргает, как будто ему в глаз попала соринка. На лице у него боль и отчаяние. У него явно очень болят глаза, и он плохо видит. Минута отдыха подходит к концу, а он все пытается «выморгать» что-то. Секунданты почти выталкивают его навстречу Листону. Джо Луис говорит, что у Клея что-то не так с глазами, но все, в том числе и Санни, видят это сами.

Листон атакует, но он явно устал. Клей, который по-прежнему мало что видит, либо отступает, либо вяжет ему руки. Иногда он пропускает удары, но на удивление мало, учитывая его состояние. Его феноменальное чувство противника, похоже, хоть и с грехом пополам, но выручает его.

Тем временем в углу разыгрывается своя драма. Бундини Браун обрушивается на Анджело Данди с обвинения­ми, что тот что-то подмешал в воду, которой протирал лицо Клея. В ответ Данди зачерпывает пригоршней воду и всю ее чуть ли не выливает в свои глаза. Никакого эффекта.

Клей, похоже, как-то приспосабливается к своему положению. Он по-прежнему время от времени пропускает удары, но ни один из них не приходится чисто. Создается впечатление, что зрение к нему вернулось, но он очень ус­тал и ждет гонга, который наконец и раздается.

Шестой раунд начинается, как и третий, активной работой Клея. Секунд через тридцать он наносит отлич­ный правый кросс. Листон вымотан, но сопротивляется. Клей без устали жалит его джебом, а потом атакует серия­ми. Санни явно работает из последних сил, но все, что ему удается, это нанести последний удар в раунде — усталый ле­вый джеб, который Клей к тому же почти полностью нейтрализует, откинув голову. Листон возвращается в свой угол «походкой» изможденной лошади, отработавшей в поле от зари до зари, а Клей — как молодой жеребец, который зави­дел невдалеке симпатичную кобылку. Джо Луис говорит: «Листон и его команда очень обеспокоены. Они видят, что у Клея есть ровно столько уверенности в себе, сколько нужно для победы над Санни». А когда минута отдыха подходит к концу, Джо как бы нехотя добавляет: «Клей ведет бой к победе».

Однако теперь что-то малопонятное происходит уже в углу Листона. Он не выходит на седьмой раунд. Кассиус в прыжке взвивается в воздух: он сделал то, во что кроме него самого, Данди, Бундини и Пачеко верило всего не­сколько человек — победил и стал чемпионом мира.

Бой был прекрасен, но последовавшее за ним, — безобразно. «Я лучшее, что есть в мире!» — завопил Клей. Зал гудел. Никто не понимал, почему Листон не вышел на седьмой раунд. «Начинается бедлам», — сказал комментатор Стив Эллис. Увидев Джо Луиса, Клей заорал: «Подвинься, Джо!» — явно имея в виду место на неком виртуальном тро­не чемпиона в тяжелом весе всех времен, который до сих пор безраздельно занимал Луис и на который теперь метил Клей. Со временем он по праву займет это место, правда, так до конца и не вытеснив оттуда Джо Луиса, но пока это заявление выглядело наглым и омерзительно хамским. Впрочем, у Клея был зуб на Луиса: перед боем тот слишком бе­зоговорочно предсказывал победу Листона и достаточно неуважительно отзывался о нем. «Посмотрите на меня, — орал Кассиус, — я только что побил Санни Листона, а у меня на лице нет никаких следов!» «Съеште все, что вы говори­ли обо мне!» — это уже представителям прессы. «Я потряс мир!!!» — а это всему миру, действительно потрясенному, насколько мир может быть потрясен боксерским матчем. Легкие и глотка у Клея были развиты на зависть. «Мне только что исполнилось 22 года, только 22, а я чемпион мира в тяжелом весе... Чемпион мира в тяжелом весе... Я потряса-а-а-ающий! — Клей перекрикивал весь зал. — Я величайший... я величайший... я величайший! — снова и снова повторял он, как будто кто-то с ним спорил. — Я познал Бога, настоящего Бога», — надрывался Кассиус. В тот момент на эту фразу никто не обратил внимания. Среди боксеров много религиозных людей, и они часто воспринимают свою побе­ду как победу добра над злом. Однако, как стало понятно очень скоро, Клей имел в виду не только добро и зло.

«Ты обещал нокаутировать Листона в восьмом, а бой закончился раньше», — сказал Стив Эллис. «Он специально прекратил бой раньше, чтобы я не выглядел таким великим! — проревел Клей на весь зал. И неизвестно к чему тем же благим матом завопил: — Я красивый! Я потряс мир!» В этот момент он выглядел действительно сумасшедшим и не­безопасным.

Джо Луиса послали выяснить, что произошло с Листоном, и он тем временем вернулся с известием, что тот травмировал левое плечо — «что-то вроде вывиха». Услышав это, Клей взвился от негодования: «Конечно, вывихнул! А кто бы не вывихнул, если бы весь вечер мазал мимо цели!» Здесь он был, конечно, прав. Самое страшное оружие Лис-тона оказалось против него бессильным.

«Перед боем я сказал тебе, Стив, что разберусь с ним в седьмом раунде! Подтверди это!» — обратился Кассиус к комментатору. «Да, ты сказал это», — ответил Эллис, который хотя и был измотан, но явно получал от всей этой безумной сцены какое-то удовольствие. Видимо, он понял, что Клей его сейчас бесплатно рекламирует.

Но, пожалуй, самые потрясающие воспоминания о том вечере оставил один из величайших тренеров уже прошедшего века — Лу Дува, который в момент, когда все стали расходиться, оказался между Рокки Марчиано и Джо Луисом: «Я поднял глаза и увидел, как Рокки вдруг побежал из зала, как будто собрался потренироваться, — так его вдохновило то, что только что показал этот малыш на ринге. Это было просто невероятно. А потом я увидел, как Джо Луис побежал рядом с ним. Было такое ощущение, что всех нас захватило волшебство этой ночи, и ничто на свете не могло опустить нас на землю». Прав Дува — человек немного взбалмошный и чуть-чуть сумасшедший. В одном из своих последних интервью он сказал, что Лу и Марчиано решили пробежаться потому что были потрясены тем, сколько Клей заработал за этот бой и сколько заработает в следующем. Не очень логичное объяснение, но что еще ожидатьот-Дувы?

Почти сразу же после боя заговорили о том, что результат матча подтасован, имея в виду прежде всего мафи­озные связи! Санни Листона. При ставках 7 к 1, зная результат заранее, можно заработать очень большие деньги. Од­нако самое тщательное расследование не дало на этот счет никаких результатов. Никаких феноменальных выигры­шей ни на официальном, ни на подпольном тотализаторе, о котором полиция знала практически все, зарегистрирова­но не было.

Затрачено немало журналистских усилий на доказательство; что травма Листона была надуманной. Между тем травму Листон, скорее всего, действительно получил, так как трудно не потянуть мышцу или сухожилие, все время промахиваясь мимо цели длинным левым хуком, выброшенным со всей силой, —: здесь Клей был совершенно прав. Вопреки разлетевшимся по всему миру газетным уткам, никакой врач никогда не опровергал то, что Санни получил во время боя травму левого плеча. Правда, на поверку эта травма оказалась не вывихом, а сильным растяжением плеча и бицепса с разрывом нескольких мышечных волокон в последнем. Другой вопрос: капитулировал Листон из-за травмы или по какой-то иной причине?

На этот счет существуют два мнения. Первое — от подобной травмы боксер действительно может на корот­кое время потерять способность не то что бить этой рукой, а вообще держать ее на весу, и Листон, оказавшись в такой ситуации, счел за благо сдаться. Другое мнение — травма носила исключительно или почти исключительно дипломати­ческий характер. Листон с сентября 1960 года не проводил на ринге больше шести раундов. Люди из его команды гово­рили, что в этой встрече он готовился максимум к трем. Силы его явно таяли, что стало совершенно очевидно еще в пя­том раунде, когда он не смог догнать наполовину ослепшего Клея, а в шестом дело запахло концом. Джо Луис уже по­сле боя несколько раз на разные лады повторил фразу, которой закончил репортаж о самой встрече: «Клей вел дело к победе». Напомню, это говорил большой друг Санни Листона, не питавший к Кассиусу Клею никаких дружеских чувств. В таких обстоятельствах Листон вполне мог решить, что лучше закончить бой сидя на стуле, чем лежа на полу.

Что до разговоров, что Листон придерживал удары и вообще подозрительно щадил Клея, так это вообще пол­ный бред. Множество раз, как уже говорилось, удары Листона, и прежде всего его знаменитый левый хук, пролетали в считанных сантиметрах, а то и миллиметрах от головы Клея и даже приходились вскользь. Любой боксер скажет, что преднамеренно так филигранно, тем более столько раз, промахнуться невозможно — слишком велик риск попасть в точку.

Что касается малопонятного эпизода в пятом раунде, когда Клей почти ничего не видел, то, согласно офици­альной версии, ему без всякого злого умысла с чьей бы то ни было стороны в глаза попала едкая вяжущая мазь, кото­рую между раундами втирали в покореженное лицо Листона. Однако в этой истории есть свои странности. Во-первых, Эдди Мэкен и Кливленд Уильяме, дравшиеся с Листоном, и отнюдь не безуспешно, особенно Мэкен, про­державший против него все 12 раундов в 1960 году, после боев с ним говорили, что у них тоже творилось что-то непо­нятное с глазами, когда они дрались с Санни. Во-вторых, близкий друг Листона Джек Маккинни утверждает, что Джо Поллино, один из тренеров Санни, сознавался ему, что перед четвертым раундом боя с Клеем, когда дело запахло ке­росином, Листон сам попросил его втереть ему в перчатки едкую вяжущую мазь, что Поллино и сделал. Впрочем, официально эта версия вроде бы никогда не была подтверждена, и уже не будет, так как самого Листона давно нет в живых.

Кстати, в нашей околоспортивной прессе получила хождение совсем уж абсурдная версия, согласно которой Листон выиграл как минимум пять раундов из шести, а Клей вообще ничего, кроме ругани, его атакам противопоста­вить не мог, и после этого Санни вдруг сдался. Ее авторам стоило бы посмотреть этот бой, прежде чем о нем писать, а уж если лень тратить время, то хотя бы взглянуть на фотографии Клея и Листона после боя. На лице Кассиуса действи­тельно, как он и говорил, нет практически никаких следов, а вот лицо Санни, все в рассечениях, кровоподтеках и шишках, представляет собой настоящее поле битвы. Видно, у Клея была какая-то одному ему ведомая манера выигры­вать.

Однако если оставить в стороне подобные курьезные заявления, все же надо сказать, что тогда, в 1964 году, мно­гие люди, в том числе и близкие к боксу, оказались просто не готовы к тому, что непобедимого, как они полагали, Листо-на одолеет боксер, главным достоинством (или недостатком) которого они считали большой болтливый рот. Но вско­ре время всех расставило на свои места — и Клея, и Листона.

Кассиус Али, Мохаммед Клей

Буквально на следующий день после своей победы Кассиус Клей заявил, что он уже некоторое время назад при­нял ислам, вступив в секту «Черные мусульмане», о которых когда-то в школе хотел написать сочинение, и теперь его зовут Мохаммед Али. Кто-то тут же вспомнил загадочную фразу о взаимоотношениях с Богом, оброненную им после боя с Листоном, но в целом это сообщение поначалу не вызвало большого ажиотажа. Просто клоун выкинул очеред­ной номер, чтобы привлечь к себе внимание.

Отношение к Клею-Али после этого стало только хуже. К неграм-чемпионам в тяжелом весе в Америке уже давно привыкли, но к тому, чтобы они занимали радикальные позиции по расовым вопросам, — еще нет. Надо учи­тывать, что все это происходило на фоне бурного развития двух встречных движений в общественно-политической жизни Америки тех лет. С одной стороны, негры, в том числе и в южных штатах, цитадели расизма, стали поднимать головы и все громче заявляли о своих правах. С другой стороны, в тех же южных ипатах как на дрожжах росла актив­ность ку-клукс-клана, а на севере, в том числе и в Вашингтоне, руководящие посты занимали люди, придерживав­шиеся не то чтобы враждебных, а, скажем так, традиционных для того времени взглядов по отношению к неграм.

Объявить себя черным мусульманином в такой ситуации было вызовом, и не слишком многочисленное, но очень активное меньшинство белого сообщества именно так это и восприняло и в одночасье возненавидело свежеис­печенного Мохаммеда Али, которого, когда он был Кассиусом Клеем, едва замечало.

Надо сказать, что поначалу почти никто не воспринял всерьез новое имя Клея, и в прессе его, как правило, ве­личали по старинке. Его это бесило, но в большинстве случаев здесь не крылось никакого злого умысла. Просто пе­реименование себя в соответствии с принятием ислама еще не стало тогда привычным во все еще довольно патриар­хальной и провинциальной Америке середины 60-х. Гораздо больше имени Кассиуса-Мо-хаммеда всех интересовало, когда же наконец состоится матч-реванш и Санни Листон, по непонятной для большинства причине капитулировавший в первом бою, задаст этому выскочке, как бы он там себя ни называл, хорошую трепку.

Между тем повторный бой с Листоном все откладывался. Изначально он был назначен на 16 ноября 1964 го­да, но Али неожиданно пришлось делать срочную операцию по удалению грыжи. После того как он полностью опра­вился, выяснилось, что далеко не везде его и Листона хотят видеть. Например, в Бостоне им отказали наотрез. К то­му времени лидер «Черных мусульман» Малколм Икс был убит, и в их среде произошел раскол. Али чем-то не уго­дил главе одного из крыльев своей организации, и ему пригрозили убийством во время боя с Листоном. Желающих принимать у себя такого опасного гостя от этого не прибавилось. Однако, в конце концов, все проблемы удалось решить, и бой назначили на 25 мая 1965 года. Пройти он должен был в городе Льюистон, штат Мэн. Ввиду особых обстоятельств количество полицейских в зале увеличили с обычных 72 до 200. Надо думать, что в зале в тот день сидело еще немало полицейских в штатском.

Наверное, в истории не было боксерского поединка, на каждую секунду которого пришлось бы столько исписан­ных страниц текста и сказанных в электронных СМИ слов. Его без устали обсуждают уже почти сорок лет и все ни­как не придут к единому мнению относительно того, что же там произошло.

Так что же там произошло?

Бой начался немного неожиданно. Едва боксеры сошлись в центре ринга, как Али, описав полкруга по часо­вой стрелке вокруг Листона, неожиданно нанес правый кросс. Удар был достаточно сильный и явно застал Санни врас­плох. Видимо, он, как и все в зале, ожидал, что бывший Кассиус Клей начнет бой с сугубо оборонительных действий, как в прошлый раз.

 

Такое начало Листона не смутило, и он бросился за Али вдогонку. Это уже разительно напоминало первый ра­унд их первой встречи, только в действиях Санни читался теперь чуть больший пиетет по отношению к противни­ку, что выразилось в том, что он не пытался так откровенно завалить его своим левым хуком.

Али по-прежнему уходил по кругу по часовой стрелке от Листона, когда неожиданно нанес вроде бы не­сильный левый хук, которого Санни не видел. Буквально через секунду Мохаммед сфинтил: обозначил, а может быть, действительно нанес джеб, который, однако, только маскировал правый кросс. Удар был очень сильный, и Санни встряхнуло с ног до головы, но он возобновил атаку. Он по-прежнему пытался достать Али своим левым джебом, но удар все время приходился либо мимо, либо по защите либо неплотно в уходящую цель одной мякотью перчатки.

Когда Али стоял спиной к канатам, Листон предпринял попытку прыжком разорвать дистанцию. Едва он приземлился, Али нанес короткий правый кросс, от которого Листон свалился на пол.

Мохаммед был явно разъярен таким поворотом событий, встал над Санни и потребовал, чтобы тот встал. Рефери, а это был экс-чемпион мира в тяжелом весе Джерси Джо Уолкотт, далеко не сразу сумел его оттащить и отпра­вить в нейтральный угол. Листон попытался подняться, но получилось у него это не сразу. Наконец он встал. Уолкотт в это время что-то продолжал выяснять в углу, а боксеры, посмотрев друг на друга, решили, что можно продолжать.

Судя по всему, Листон был действительно потрясен, потому что, когда Клей в агрессивной манере, куда более свойственной самому Санни, чем ему, набросился на него с градом ударов, Листон только прикрывался. В это время на ринг вылезли несколько человек, включая главного редактора журнала «The Ring» Нэта Фляйшера, и заявили, что, согласно словам хронометриста, Листон пробыл на полу 18 секунд, а посему он был нокаутирован. Уолкотт, полностью потеряв­ший контроль над происходящим, легко с ними согласился. Выбежавшие секунданты подняли Клея в воздух: он отстоял свой титул в матче-реванше против Листона, которого, ко всеобщему, и более всего своему собственному, удивлению, нокаутировал в первом раунде.

Зал ревел от негодования. Никто не видел удара, которым Листон был послан в нокаут, и поэтому все, надры­вая глотки, кричали: «Fix! Fraud!» — что в далеко не таком выразительном переводе означает «лажа, обман». Другого мнения в зале придерживались единицы, но их слышно не было.

Легенды, домыслы, слухи и «сплетни в виде версий» едва не погребли под собой немногие достоверные факты, касающиеся второго боя Али с Листоном, однако в последнее время было предпринято несколько серьезных попыток разгрести эти авгиевы конюшни, и нельзя сказать, чтобы они закончились безрезультатно.

Если попытаться подытожить имеющуюся информацию, которую представить в виде таблицы, основанной на материалах, собранных журналом «The Ring» и существенно дополненных из других источников, получится следующее. Слева — аргументы за то, что Листон сдал бой, справа, соответственно, аргументы против.

даже не рассмат­ривался вопрос о том, мог­ли Лис-тон действительно оказаться в нокауте или хотя бы в нокдауне от удара Али, а с другой — утверждалось, что «вид спорта, который так тяжело болен, не может долго протянуть». По крайней мере, в последнем утвер­ждении «Нью-Йорк тай­ме» оказалась не права.

Листон прекрасно держал удар и никогда до того не был в нокдауне. Кроме

Кроме того, многие сопер­ники Али утверждали, что его уда­ры часто были гораздо сильнее, чем казались, хотя он и не был нокау-тером. Об этом лично мне, напри­мер, говорил знаменитый россий­ский тяжеловес Игорь Высоцкий, славившийся своей способностью держать удар, который в 1978 году спарринговал с Али. Точно таким же правым кроссом, как и Листона, Али через два с половиной года отправил в глубокий нокаут очень сильного боксера Зора Фол-ли, и тогда это не вызвало никаких вопросов. Удара Али почти никто не видел по той простой причине, что его и невоз­можно было увидеть из-за располо­жения противников на ринге. Об этом говорил еще Флойд Патгерсон. Такое в боксе случается достаточно часто. Внимательный же просмотр видеозаписи показывает, что от это­го самого «призрачного» правого кросса опорная нога Листона, в дан­ный момент левая, оторвалась от пола (а это невозможно сымитиро­вать), что было наглядно показано главным спортивным изданием Америки журналом «Sports Illustrated)) в номере за 7 июня 1965 года. Наконец Листон сам удвоил силу удара, так как двигался ему на­встречу. Известный репортер Барбара Лонг, которая видела нокаут практи­чески из угла Али, сказала, что Листон был похож на человека, «ко­торый ехал на велосипеде в темноте и налетел головой на низко висящую ветку».

О Листоне говорили, что ему «чуть за тридцать и уже под со­рок», намекая на то, что фактиче-

того, он мог про­должать боксировать почти с любы-ми травмами. В раннем бою с Марти Мар­шаллом он много раундов дрался со сломанной челю­стью.

Листон знал, что на Али готовится покуше­ние, и он прекрасно пони­мал, что его жизнь для фана­тичных представителей «Черных мусульман» мало что значит. Возможно, он просто хотел побыстрее убраться с этого ринга, где ему угрожали не только кула­ки Али.

Была и другая вер­сия, согласно которой нака­нуне боя к Л истону пришли двое представителей «Чер­ных мусульман» и заявили, что он будет убит, если выиг­рает у Али. Об этом говорил один из секундантов Лис-тона Тед Кинг.

был значительно старше, чем говорилось в его официальных докумен­тах. Он ужасно выглядел на своих по­следних предматчевых тренировках, и за три дня до боя во время официаль­ного спарринга его спарринг-партнеру дополнительно заплатили 100 долларов, чтобы он дал Листону возможность вы­глядеть получше. Наконец, секундант Листона Мэтт Бейли говорил, что сразу после боя Санни попросил у него наша­тырный спирт.

Листон мог отказаться от боя, и никто бы его за это не осудил. В любом случае это было бы лучшим выходом, чем разразившийся скандал. Кроме того, когда репортеры незадолго до боя спро­сили его, не боится ли он покушения, Листон ответил: «Они ведь охотятся за ним (Али), а не за мной». Между тем, если уж Листон чего-то боялся, как уколов, он был совершенно не в состоя­нии этого скрыть.

Свидетельство Теда Кинга, хотя оно и широко известно, никогда не рас­сматривалось всерьез, так как оно ничем не было подтверждено, кроме слухов, которых просто не могло не быть. Наконец, так матч не сдают, по чьему бы приказу это ни делалось. К тому же у Листона были свои хозяева, которые вполне могли оторвать ему голо­ву за то, что он выполнил чужой приказ. Именно поэтому, если бы Листон сдал матч, он бы первый постарался сделать это более правдоподобно.

 

Листона могли про­сто подкупить. Гонорар за бой с Али все равно был бы удержан в счет неустойки, ко­торую Листон должен был выплатить компании, органи­зовавшей его показательные выступления в Великобрита­нии, которые Листон проиг­норировал, несмотря на все договоренности. Кроме того, менеджер Л истона Пеп Бароне и тем более стоявший за ним мобстер Блинки Палермо подтасовали результаты множества матчей за то время, что занимались боксер­ским бизнесом.

Единственным человеком, которому Санни доверял, была его жена Джеральдин, а она много раз заявляла, что никаких денег после второго боя с Али они не получали. Кроме того, если бы Листон полу­чил приказ от Блинки Палермо или других мафиози сдать бой, он опять-таки никогда бы не стал де­лать все так, как произошло. Он слишком хорошо знал своих друзей из мафии, чтобы не понимать, что за такую скандальную сдачу боя они оторвут ему голову. Достоверно из­вестно, что на тотализаторе на этом матче, как и на первом, никто не вы­играл большую сумму денег. Все попытки связать странную смерть Листона в последних числах декабря 1970 года с событиями мая 1965-го выглядят крайне неубедительными. Похоже, наоборот, они оттягивали расправу с ним до последнего, так как превратившийся к тому времени в законченного алкоголика Листон много раз привлекал ненужное вни­мание к своим нанимателям. С другой стороны, нет ни малейших указаний на то, что Листон чего-то боялся непо­средственно после боя с Али. Люди, «согрешившие» против мафии, так себя не ведут.

 

Однако легенды умирают последними. До сих пор то и дело публикуются работы, в которых делается попытка реанимировать миф о «призрачном ударе», и это, несмотря на то, что такие авторитеты последнего времени, как Майк Тайсон, отметают его начисто. Тайсон, который под руководством Каса Д'Ама-то в молодости заучил чуть ли не все бо­лее-менее важные бои тяжеловесов наизусть, утверждает, что Листон был так потрясен этим ударом, потому что не видел его, а в этом случае, по глубокому убеждению Железного Майка, удар даже не должен быть особенно сильным, чтобы ошеломить соперника. Тот, кто какое-то время занимался в своей жизни боксом или хотя бы дрался, вряд ли станет с этим спорить.

В нашей истории остаются определенные неясности. Несомненно, удар не был призрачным и Листон дейст­вительно попал в нокдаун. Также несомненно, что Джерси Джо Уолкотт не справился с обязанностями рефери, не слу­чайно ему больше никогда не доверили выполнять эту работу. Но остается открытым вопрос: а мог ли Листон продол­жить бой? На этот счет существует версия и самого Санни.

Через несколько лет началось широкомасштабное расследование махинаций в боксе. Разумеется, второй бой Али — Листон всплыл в этой связи в первую очередь. Листон давал показания перед комиссией без малейшего смущения и явно не чувствуя за собой никакой вины. Санни объяснил произошедшее следующим образом: в какой-то момент он потерял равновесие и тут же пропустил сильный удар, после которого оказался на полу, хотя и не был потрясен. Расте­рявшийся рефери не отвел Али в нейтральный угол, и тот стоял над ним и орал как ненормальный. По словам Листо­на, он боялся начать вставать, потому что таким образом подставлял бы под удар самые уязвимые участки тела. При этом он был абсолютно не уверен, что Али этим не воспользуется. «Можно предположить, как поведет себя нормальный человек, а предвидеть, что сделает псих, — невозможно, а Клей — псих», — сказал в заключение Листон.

Есть разные свидетельства, подтверждающие, что грозный Санни действительно боялся не только уколов, но и сумасшедших. Комиссию объяснения Листона вроде бы устроили, но в них все же есть и сведения, прямо противоре­чащие некоторым фактам. Во-первых, первая попытка встать, предпринятая, когда Али над ним уже не было, не уда­лась — Санни упал снова. Во-вторых, когда бой возобновился, он выглядел непривычно беспомощным, что заметил и Али, тут же перешедший в совершенно несвойственную для себя открытую атаку, явно намереваясь добить Листона. Если бы он не видел, что Санни потрясен, он бы никогда так не поступил. В-третьих, Листон до странности пассив­но воспринял крайне спорное решение остановить встречу. На все эти вопросы версия Листона не дает ответа.

Вполне возможно, что ответ дает книга, написанная другим чемпионом мира в тяжелом весе, Джином Тан-ни. Во всяком случае, в 1965 году ее многие вспомнили. Правда, сам Танни к тому времени превратился в брюзгу, кото­рого не устраивало едва ли не все, что он видел на ринге, в том числе и Али, но это никак не умаляет значимость того, что он написал лет за 30 до случившегося.

Напомню, что Танни делил ведущих боксеров по смелости на два типа: тех, кто ничего не боится и идет на­пролом, но, бывает, ломается в критической ситуации, и тех, кто может праздновать последнего труса перед боем, но никогда не ломается во время него.

К последнему типу относились, например, Джек Джонсон, Джим Корбетт, Джо Луис, Мохаммед Али, сам Джин Танни и, как уже говорилось, едва ли не самый агрессивный чемпион мира в тяжелом весе всех времен Джек Демпси. К нему же относится, что кажется уж совсем невероятным, и Майк Тайсон, о чем будет рассказано ниже. А вот Лис-тон был, как Джон Л. Салливан или Рокки Марчиано, ярким представителем первого типа Правда, Джону Л. и Рокки по­везло — они так и не встретили силу, которая бы их сломала, чего нельзя сказать о Санни.

Видимо, дело в том, что люди такого склада исключают для себя саму возможность поражения. Если они вдруг проигрывают, то моментально находят оправдание для себя, как это сделал Салливан после поражения Корбетгу. Джон Л. чуть ли не обвинил Джентльмена Джима в том, что тот все время был в движении и тем самым не дал себя ударить.

Представитель того же бесстрашного типа бойцов, панамец Роберто Дюран, один из величайших боксеров XX столетия, завоевывавший в 70—80-е годы чемпионские титулы в легком, полусреднем, первом среднем и среднем весе, яростный, грязный и бескомпромиссный боец, в 1980 году выкинул номер, который едва ли не перечеркнул все его достижения. Он дрался с американским боксером Рэем Леонардом, которого победил за полгода до этого. Но на этот раз Леонард, сам великий боксер, к тому же крепко заматеревший после своего поражения, явно вел дело к победе. Он даже начал подыздевываться над Дюраном, к чему тот совсем не привык.

И вдруг в восьмом раунде Дюран подошел к рефери и сказал по-испански: «No mas» (хватит). Опешивший рефери понял слова, но не понял их значения, настолько это не вязалось с образом Дюрана. Тот повторил: «Хватит. Я больше не боксирую».

С тех пор абсолютное большинство американцев понимают слова «no mas», даже если не знают больше по-испански ни слова.

Возможно, Листон мог встать. Он не захотел. Или был слишком потрясен самим фактом, что он (он!) лежит на полу, а этот парень, уже однажды разделавший его под орех, стоит над ним и оскорбляет его перед всем миром. Может быть, что-то сломалось в его душе еще в прошлом бою, когда он не вышел против Кассиуса Клея на седьмой раунд. Может, началось все тогда, когда Кассиус Клей, первый из всех его соперников, не отвел глаза, выйдя против него в их первом бою. А теперь, лежа на полу, Санни понял, что ему не победить и на этот раз, а вести битву, в которой заведомо нет шансов на победу, такие люди не могут.

Может быть, так оно и было, но это только предположение.

Мохаммед Али много раз рассказывал, как в одном из своих боев встретил женщину с безумным взглядом, ко­торая заявила ему: «Я прихожу на все твои бои, чтобы увидеть, как тебя побьют. Когда-нибудь это обязательно случит­ся: зло не может побеждать вечно». С той же целью в середине 60-х на его бои ходили очень многие. Они даже пред­ставить себе не могли, как долго им придется ждать.

Постепенно до общественного сознания стало доходить, что Али, или Клей, как его упорно продолжало именовать большинство американцев, — не выскочка, а, возможно, крупнейшее явление в мировом боксе, по крайней мере со времен Марчиано. Мысль о том, что он разнес бы Рокки в пух и прах, если бы встретился с ним на ринге, в те годы большинству белых американцев показалась бы кощунственной.

Хорошенько отдохнув после второго боя с Листоном, Мохаммед снова взялся за дело. Первой его жертвой стал Флойд Паттерсон. Сейчас это кажется нелепым, но многие в то время всерьез надеялись на победу Паттерсона.

Сам Флойд сделал тогда роковую ошибку: он в третий раз попытался выступить от лица Америки, несмотря на то, что две предыдущие попытки, в боях с Листоном, с треском провалились. Кроме того, Флойд, истовый христианин, привнес в свое противостояние с Али еще и религиозный аспект. Мохаммед, страстный в религиозных вопросах, как большинство неофитов, воспринял это особенно тяжело. Он прозвал Паттерсона Кроликом, что в данном контексте не только выказывает презрение, но означает еще и «трус», а в один прекрасный день вломился к Флойду в трениро­вочный лагерь с мешком капусты и морковки и устроил там одно из своих самых смешных, но вместе с тем и самых оскорбительных представлений. В этой нелегкой для себя ситуации Патгерсон показал себя настоящим джентльменом: он смеялся шуткам и стоически пропускал хамские выпады мимо ушей. Однако ни смелость, ни стойкость не могли ему помочь. 22 ноября 1965 года он проиграл Али нокаутом в двенадцатом раунде. Мохаммед вел себя некрасиво, он явно издевался над измученным Флойдом и играл с ним как кошка с мышью, пока ему это не надоело. И тогда он поставил точку.

1966 год стал лучшим в карьере Али. Никогда его превосходство над соперниками не было таким подавляю­щим. Мохаммед, в отличие от большинства предшественников, стал активным чемпионом, то есть он постоянно защи­щал свой титул. В этом году он встретился с пятью противниками. Такой готовности драться с каждым встречным и по­перечным от чемпиона в тяжелом весе не видели с 1941 года, лучшего года в карьере Джо Луиса.

Сначала Мохаммед разобрался с очень сильным и стойким канадцем Джорджем Чувало. Али осыпал его уда­рами со всех сторон, а Чувало изредка контратаковал, главным образом по корпусу. В первом раунде Мохаммед Али подставил ему правый бок со словами: «Бей! Бей сильнее!» Чувало послушно исполнил приказание, но никакого эф­фекта это не возымело. Не ведающий страхов и сомнений канадец пытался что-то сделать все 15 раундов, но у него мало что вышло. До головы он, как правило, не доставал, а атаки по корпусу, похоже, на Али не действовали. На лице самого Чувало не было живого места. Ни у кого не осталось сомнения в том, кто победил в этом бою. Правда, Али так и не удалось не только нокаутировать Чувало, но даже послать его в нокдаун, но за всю долгую карьеру канадца это не удалось вообще никому. Чувало проигрывал только самым сильным, но и от их ударов никогда не падал. Впо­следствии жизнь обойдется с ним хуже всех противников Али, вместе взятых. Один за другим трое сыновей Джорджа Чувало погибнут от передозировки наркотиков. После гибели второго сына покончит с собой жена. Он не сломается и посвятит чуть не все свое время борьбе с распространением наркотиков.

Затем наступил черед англичанина Хенри Купера — надо было утихомирить тех, кто по-прежнему поминал Али тот злосчастный нокдаун в четвертом раунде их первой встречи. На этот раз все прошло куда более гладко: Али из­бивал Купера до тех пор, пока лицо британца не превратилось в кровавую маску, и в шестом раунде рефери остановил встречу.

Али всегда очень нравилась Англия, и буйные английские болельщики, которых он дважды так обидел с их кумиром Купером, как ни странно, тоже питали к нему слабость. За это Мохаммед отблагодарил их тем, что сразу после Старины Энри избил еще одного их соотечественника, Брайна Лондона, которого нокаутировал уже в третьем раунде.

Потом Али перебрался в Германию, где во Франкфурте встретился с немецким боксером Карлом Милден-бергером. Здесь его ждал небольшой сюрприз. Прошло много лет с тех пор, как Мохаммед в последний раз дрался с левшой. Между боем с Лондоном и встречей с Милденбергером прошел всего месяц, и нельзя сказать, чтобы все это время Али без устали тренировался, поэтому он провозился с немцем гораздо дольше, чем собирался, и нокаутиро­вал его только в двенадцатом раунде. Однако в этом бою он показал одну свою очень сильную сторону, на что тогда многие совершенно не обратили внимания. Али приноравливался к неудобному сопернику по ходу встречи, проявляя при этом несвойственную большинству боксеров гибкость — и в физическом, и в психологическом плане. В результате ближе к концу боя он полностью освоился со всеми особенностями работы с левшой и снова стал самим собой, непобе­димым и изощренным виртуозом.

Вернувшись в Штаты, в ноябре 1966 года Али встретился с Кливлендом Уильямсом, любимцем публики, которо­го мужчины-болельщики ценили за очень сильный удар, а женщины, болельщицы и вовсе не болельщицы, за необы­чайно красивую фигуру. В первом раунде Али в основном танцевал вокруг Уиль-ямса, а во втором совершил чудо, на ко­торое ни тогда, ни позже почему-то не обратили особого внимания, хотя это куда более поразительный факт, чем «при­зрачный удар» в бою с Листоном.

На отходе Мохаммед нанес сначала левый джеб, а потом классическую двойку, левый джеб — правый кросс. От последнего удара Уильяме рухнул на пол. Самое удивительное, что в момент нанесения кросса Али не перешел в контратаку, а продолжал двигаться назад. По всем законам физики и анатомии удар его не мог быть слишком силь­ным, но прекрасный боксер Кливленд Уильяме с его отнюдь не стеклянной челюстью, тем не менее, от него упал!

Уильяме встал, но для него все уже было кончено. До конца раунда он падал еще дважды. В третьем упал снова и снова встал только для того, чтобы подставить себя под удары Али. Рефери вмешался и остановил избиение. Это был тот самый случай, когда боксера надо спасать от его собственного мужества.

Ненавистники Али, которых становилось с годами больше, скрежетали зубами. Клей, как они продолжали его называть, казался неуязвимым. Но если бы они только могли себе представить, что он им устроит в ближайшие годы, количество смертей от сердечно-сосудистых заболеваний в Америке, наверно, значительно бы возросло.

1967 год начался со скандала. Всемирная ассоциация бокса, \¥БЛ, чья власть над мировыми титулами тогда была хотя и большой, но не безграничной, ни с того ни с сего лишила Мо-хаммеда Али звания чемпиона мира и отдала его Эрни Террелу. Али не любили, но решение чиновников \¥БЛ было совершенно необъяснимым, и практически все Атлетические комиссии разных штатов, которым принадлежит спортивная власть на местах, не говоря уж об обще­ственном мнении, по-прежнему считали Мохаммеда Али единственным чемпионом мира в тяжелом весе. Тем не менее бой Али с Террелом стал неизбежным.

Сам Террел то ли не очень понимал расклад сил, то ли всерьез верил, что его преимущество в росте, 198 см против 190 у Али, может принести ему победу. Перед боем он нащупал одну уязвимую сторону Али и попытался сыг­рать на ней. Собственно, ничего искать ему не пришлось: вся Америка знала, что чемпион терпеть не может, когда его называют старым именем, а Террел не только везде и всюду называл Али Кассиусом Клеем, но и самым разным образом комментировал это. Надо думать, что он пожалел о своих выходках уже в первых раундах боя с Али, который состо­ялся 6 февраля 1967 года. Как и следовало ожидать, преимущество в росте мало помогло Террелу. Али очень быстро приспособился к достаточно новой для себя проблеме, все-таки для того времени он был очень рослым, и в результате к середине боя Террел был уже совершенно избит, а Али, нанося очередной удар, спрашивал: «Как меня зовут? Как меня зовут?»

Однако Террел закончил встречу на ногах, чем крайне удивил всех. Вспоминая позже этот бой, Али говорил, что в конце боя сдерживал удары, боясь покалечить Террела, и зол был вообще не на него, так как понимал, что тот лишь играл отведенную ему роль, а на \¥БЛ.

Честно говоря, в данном случае его слова вызывают сомнение, но совершенно точно, что Али никогда не стре­мился изувечить соперника, и несмотря на всю его непобедимость в те годы, Али совершенно не боялись. Боятся ведь не столько силы, сколько жестокости, а ее в Али не было и в помине. Даже его враги признавали, что он начисто ли­шен того, что в Америке применительно к боксерам принято называть «инстинктом убийцы».

Али, видимо, собирался провести 1967 год в том же боевом режиме, что и предыдущий, и в следующий раз он вышел на ринг всего через полтора месяца — 22 марта. Его противником на этот раз был известный тяжеловес Зора Фолли.

Смелый и далеко не бесталанный Фолли честно пытался сделать все что мог. В четвертом раунде, после того как Али послал его в достаточно тяжелый нокдаун, Зора встал и бросился в атаку. Мохаммед ушел от большинства уда­ров, а потом и контратаковал, но он явно не ожидал от своего избитого соперника такой прыти.

Но конец был уже близок. В седьмом раунде Али провел молниеносную двойку, левый джеб — правый кросс, а потом нанес еще один кросс вдогонку. Все удары, в том числе и последний, казались несильными, но Фолли упал как подрубленный под корень дубок. Он попытался встать, но упал снова, откатившись к канатам. Тогда он попытался встать, схватившись за канаты, но рефери уже закончил счет.

После боя Али подошел к Фолли, которого считал своим другом, обнял и сказал что-то в утешение. Чуть позже к ним подошли жена Фолли с его зареванным маленьким сыном. Али взял мальчика на руки и сказал так, как он мог говорить, когда переставал паясничать: «Твой папа — великий боец, понимаешь?» По воспоминаниям свидетелей этой сцены, мальчик перестал плакать и посмотрел на Али как на бога.

Мохаммед защитил свой титул в девятый раз, и казалось, что ему вполне по плечу побить рекорд Джо Луиса, сделавшего это 25 раз, но все повернулось иначе. Вряд ли кто из видевших его бой с Фолли мог себе представить, что в следующий раз они увидят Али на ринге в официальной встрече только через несколько лет, но именно так все и слу­чилось.

Мохаммед на священной войне

Али призвали в армию во Вьетнам. Было доподлинно известно, что его подразделение не будет участвовать в боевых действиях. Да никому в голову не могла прийти бредовая мысль бросить Мохаммеда Али на передовую. Воз­можно, помня о роли Джо Луиса в войне, его хотели использовать в пропагандистских целях, рекламируя малопопуляр­ную войну. Возможно также, что это была просто типичная американская демонстрация равенства всех перед законом. Будь ты хоть трижды чемпион, но если призвать должны каждого двадцать пятого и на этот раз двадцать пятым ока­зался ты, значит, пойдешь служить как миленький.

Но Али не собирался выполнять роль, навязанную ему кем бы то ни было, пусть даже всей страной, и он наотрез отказался идти в армию. Сначала это приняли за обычное кривляние, но когда он в прозе и в стихах поведал всем, кто еще не понял, что он «ни с кем во Вьетнаме не ссорился», и вообще, там его «никто ниггером не называл», а потом доба­вил, что Америке не худо бы сначала разобраться со своими черными, прежде чем лезть к желтым, до всех наконец дошло, что дело серьезно. Али не просто не собирался стать Джо Луисом, он с большой охотой готов сыграть роль его антипода.

Момент для объявления своей «особой позиции» по вопросу войны во Вьетнаме Али выбрал критический. Не в американской традиции ненавидеть победителей. Времена Джека Джонсона все-таки остались в прошлом. Побе­дителей надо принимать, какими бы они ни были. Бой Али с Террелом побил все рекорды популярности. Мохамме-да начали даже по-своему любить, и его место «второго человека после президента» уже никто не оспаривал.

С другой стороны, в стране нарастало негритянское движение протеста. В южных штатах в ответ на свирепст­вование ку-клукс-клана поднималась черная волна, мощь которой пугала отнюдь не только закоренелых расистов, но и просто традиционалистов, которых в Америке, по крайней мере того времени, было абсолютное большинство. То, что «второй человек после президента» сделался вторым Джеком Джонсоном и стал на сомнительные рельсы подрыва национальных основ, мало кого радовало. Правда, у него хватало и сторонников, которые составляли хотя и мень­шинство, но такое активное, горластое и влиятельное, что временами становилось непонятно, кого больше — сторон­ников Али или его противников. Среди первых были Бертран Рассел, Айзек Азимов, Гарри Белафонте, Мэри Хе­мингуэй, Игорь Стравинский, Элизабет Тейлор, Джон Ап-дайк и многие другие, в том числе и битый и униженный им Флойд Паттерсон. Все-таки трудно относиться к этому человеку без большого уважения. А среди тех, кто особенно охотно и обильно поливал Али грязью, были Джек Демпси и Джин Тан-ни. Демпси, кстати, это вышло боком: ему тут же припомнили, как он много лет отказывался драться с негром Харри Уилл-сом, отстаивая право на существование так называемого «расового барьера».

В этой непростой обстановке растерявшиеся чиновники от бокса сделали большую глупость: они лишили Мо-хаммеда Али чемпионского титула и отобрали у него боксерскую лицензию, тем самым создав вокруг него ореол муче­ника, который тот тут же принялся безжалостно эксплуатировать. Своим шагом они дали Али в руки некий неразмен­ный джокер, благодаря которому в борьбе с американским истеблишментом он выигрывал одну партию за другой. Они создали ему трамплин, благодаря которому Али с его невероятным талантом обращать все в свою пользу в скором времени прыгнул в национальные герои. Всей своей последующей жизнью Мохаммед Али доказал, что искренне и бескорыстно боролся за права негров. Он стал дойной коровой для «Черных мусульман», которым перетекала большая часть его гонораров. Однако, правда и то, что роль воинствующего проповедника Али сыграл с большой выго­дой для себя.

Между тем война во Вьетнаме теряла популярность с каждым годом. Негры в своей борьбе за полное равно­правие отвоевывали один рубеж за другим. Али с его луженой глоткой постепенно стал глашатаем самого бурного периода в истории послевоенной Америки. Перестав быть чемпионом мира только на бумаге, он остался им в глазах большинства и еще больше укрепил свои позиции «второго человека после президента». В известном смысле он стал куда популярнее Ричарда Никсона, пожалуй последнего твердолобого традиционалиста, сидевшего в Белом доме.

Несмотря на всю разность масштабов этих событий в истории Америки, ситуация с Али в конце 60-х чем-то напоминала положение с сухим законом в конце 20-х. Тогда очень многие тоже понимали, что непопулярный закон, на котором пышным цветом расцвела американская мафия, до того не поднимавшаяся выше мелкого рэкета, а теперь став­шая силой государственного масштаба, был трагической ошибкой, но у двух президентов-республиканцев, сменивших друг друга в Белом доме за время его действия, не хватало смелости это признать. Понадобился грандиозный эко­номический кризис и приход демократа Рузвельта, чтобы отменить сухой закон.

В ситуации с Али таких грандиозных преобразований не понадобилось. Осенью 1970 года ему без лишнего шума довольно изворотливым способом позволили вернуться на ринг. Это было косвенным признанием ошибки, так как за три с половиной года, проведенных вдали от бокса, Мохаммед Али не только не изменил своих позиций в отно­шении войны во Вьетнаме, а заодно и прав негров, но и стал еще большим радикалом, чем был. Вполне возможно, что не последнюю роль в этом решении сыграло желание просто утихомирить Али, дав ему возможность заниматься своим прямым делом. Оказалось, что вне ринга он представлял куда большую опасность для американских традиционалистов, чем на нем. Он стал силой, с которой нельзя было не считаться.

Победа пришла, когда Али ее уже не очень ждал. 1 февраля 1970 года он заявил, что покидает ринг и готов лично вручить чемпионский пояс победителю боя Джимми Эллис — Джо Фрезер. Казалось, что история с отлучением Али от бокса наконец закончилась победой его противников. Однако 11 сентября того же года на пресс-конференции в Нью-Йорке было объявлено, что Мохаммед Али подписал контракт на бой с сильным белым тяжеловесом Джерри Кворри, который должен состояться в Атланте, штат Джорджия. Сообщение застало всех врасплох. Никто не мог понять, простили Али или нет. Лицензию Али вроде бы никто не возвращал, но в штате Джорджия не существовало боксер­ской комиссии, как в большинстве других штатов, и официально там просто некому было запрещать Али драться на ринге с кем угодно.

Разумеется, это было обычное крючкотворство. Губернатор Джорджии без всякой боксерской комиссии мог легко запретить Али проводить бои на рингах штата, но он этого не сделал, так как ему либо прямо сказали, либо на­мекнули, что Мохам-меду надо дать возможность вернуться на ринг. Власти просто нашли способ сохранить лицо. Однако многие, как, например, главный боксерский журнал Америки «The Ring», предпочли сделать вид, что не поня­ли, что произошло. Его автор Дэн Дэ-ниэл писал тогда: «Если Кассиус Клей виновен, он должен сидеть в тюрьме. Ес­ли у него были уважительные причины, по которым он имел право отказаться от службы в армии, ему надо предоста­вить свободу и дать возможность заниматься его профессией, то есть драться на ринге».

Из одного того, что Али назвали его старым именем, ясно, что «The Ring» никак не одобрял его возвращение на ринг. И действительно, лейтмотивом статьи был ни разу не сформулированный, но читаемый в каждом слове во­прос: почему этот парень не сидит в тюрьме? Али уже собирался снова выходить на ринг, а его враги все никак не могли закончить проигранную битву.

Бой с Джерри Кворри состоялся 26 октября 1970-го. Кворри, сильно уступавший Али в размерах, не говоря уж о технике, оказал мужественное сопротивление. Однако в третьем раунде Джерри получил страшное рассечение, и бой пришлось остановить.

Этот поединок оставил открытым вопрос, сможет ли Али после такого долгого бездействия снова стать самим собой. Все вспоминали, какими огромными потерями обернулся перерыв, вызванный войной, для Джо Луиса. Был еще и психологический фактор: Али полностью посвятил себя боксу с 12 лет и жизни за пределами ринга практически не знал. Теперь же, после трех с лишним лет безделья, наполненных отнюдь не только борьбой за права негров, но и приятнейшим времяпрепровождением в кругу многочисленных женщин и дружескими посиделками с друзьями, то, что когда-то было буднями, стало адом: тренироваться с такой отдачей, как раньше, он больше уже никогда не смог.

В технике он тоже многое утратил. Руки остались почти такими же быстрыми, как и были, но вот ноги крепко потеряли в скорости. Теперь его уже трудно было назвать «танцмейстером», как делали чуть ли не все комментаторы его боев раньше. Он в целом стал медлительнее и начал пропускать довольно много ударов в ближнем бою, чего за ним раньше не водилось.

После трех с половиной лет простоя Али рвался в бой, и следующую встречу он провел менее чем через пол­тора месяца, 7 декабря 1970 года, что было, мягко говоря, неразумно. Тем более что соперник у него был очень сильный — аргентинец Оскар Бонавена.

Незадолго до боя на одной из последних пресс-конференций произошла неожиданность. Бонавена, едва знавший английский, сумел победить в словесной перепалке самого Мохаммеда Али, которого еще несколько лет назад называли не иначе как Большой Рот. «Ты почему не пошел в армию? Цыпленок!» — сказал Оскар (последнее слово в анг­лийском является синонимом слова «трус»). «Цыпленок, — не унимался Бонавена, — цып-цып-цып-цып-цып!» «Да­вай-давай, говори-говори», — ответил Али, но было видно, что он крайне уязвлен.

Сразу, как только начался бой, стало видно, что скорость ног Али действительно частично потерял: впечатле­ние, сложившееся во время боя с Кворри, не было обманчивым. Хуже оказалось то, что он сам с этим еще не освоился и пытался работать по-прежнему. Али вел бой, но с очень небольшим преимуществом. Время от времени невысокий и настырный Бонавена продирался сквозь его удары и иногда доставал своими.

Самым увлекательным получился девятый раунд. Сначала оба по разу поскользнулись и упали. Затем Али су­мел потрясти Бонавену хорошей серией и бросился на добивание. Какое-то время казалось, что ему это удастся, но тут аргентинец провел левый хук, который потряс Али с ног до головы. Теперь уже Бонавена попытался его добить, но у него ничего не вышло.

В заключительном, пятнадцатом раунде Оскар выглядел очень измотанным. В какой-то момент он, со­гнувшись в три погибели, умудрился даже схватить Али за колено, но потом перешел к безумным атакам. Он пы­тался достать Мохаммеда длиннейшими боковыми ударами, от которых тот без труда уходил! Снова и снова, как он это делал на протяжении всего боя, Бонавена пытался прорваться сквозь удары Али, но было видно, что силы его на исхо­де. Мохаммед неожиданно провел левый хук, который вообще-то был любимым ударом Бонавены. Аргентинец слегка поплыл. Вскоре Али повторил свой удар слева, и на этот раз Оскар упал на пол. Когда он встал, Али набросился на него, дав наконец волю душившей его ярости, и затяжной серией снова отправил в нокдаун. Бонавена снова встал, и снова Али, как почуявший кровь хищник, бросился на него. Он провел длинную серию, завершившуюся левым хуком, и рефери остановил встречу.

Али счел, что теперь он готов вернуть себе чемпионский титул. Он с полным на то основанием продолжал считать себя единственным настоящим чемпионом мира: ведь он никому не проигрывал его. Человека же, которому звание чемпиона мира принадлежало официально, Джо Фрезера, Али считал самозванцем, и очень многие готовы были с ним в этом согласиться.

Бой Али — Фрезер назревал с фатальной неизбежностью. Но Али не привык полагаться на судьбу, и однажды он устроил целое шествие к дому Фрезера и всю дорогу скандировал требования к Джо, чтобы он вышел на поединок с ним. Его слова были подхвачены множеством разгоряченных глоток. Фрезер не собирался уклоняться от боя с Али. Он вышел ему навстречу и подтвердил свое желание увидеться с ним на ринге. Много позже стало известно, что боксеры вообще спланировали это представление совместно.

Механизм был запущен. Боя стали требовать все, и он состоялся 8 марта 1971 года.

Дважды неудачник Фрезер

В другие времена Джо Фрезер, возможно, пробыл бы чемпионом мира много лет, но ему не повезло — он вы­ступал на ринге одновременно с Али, и вся его спортивная биография стала лишь главой, хотя и самой яркой, в био­графии Мохаммеда. Вторая его неудача заключалась в том, что он был современником еще одного боксера, о кото­ром речь пойдет ниже.

Джо родился 12 января 1944 года в городе Бофорте, штат Южная Каролина, в семье издольщика. В детстве не был паинькой, но и ничего особенного за ним никто не замечал. Боксом занялся почти случайно, но, занявшись, уже не бросал.

Он очень хорошо выступал в любителях, но все же провалился на предолимпийских отборочных соревнова­ниях, уступив Бастеру Матису. Однако Матис вскоре получил травму руки, и за неимением лучшего в олимпийский То­кио поехал Фрезер.

На том этапе как тяжеловес он впечатления не производил. Рост — всего 181 см, вес — не больше 84 кг, и это в то время, когда тяжеловесы сильно покрупнели. Однако он был чрезвычайно смел, не ведал никаких сомнений и мог пропустить три удара ради того, чтобы нанести один. Возможно, не самая умная тактика, но удар у Джо был такой, что она раз за разом приносила результат. Вот и в Токио две встречи он завершил нокаутом уже в первом раунде, и только немцу Хансу Хуберу удалось продержаться против него до конца боя на ногах, впрочем, без каких-либо надежд, что судьи решат в его пользу. Они и не решили, отдав заслуженную победу и золотую олимпийскую медаль Фрезеру.

Полностью насладившись своим триумфом, летом 1965 года он перешел в профессионалы. Как у многих быв­ших олимпийцев, первые его соперники на профессиональном ринге были гораздо слабее последних на любитель­ском. Это относится к его первым 11 противникам. Всех их Джо нокаутировал, четверых — в первом раунде, двоих — во втором, троих — в третьем, одного — в пятом и одного в шестом. Как уже говорилось, стиль его отнюдь не отличался утонченностью, к которой стал приучать всех Мохаммед Али, но он приносил результаты. Точнее, даже не сам стиль, а один-единственный удар.

Вся техника Джо Фрезера сводилась к тому, чтобы так или иначе в ходе безостановочной атаки, по возможно­сти незаметно для противника (а если заметно — тоже сойдет), завернуть корпус влево, а затем выстрелить длинным левым боковым ударом. Сама атака с обеих рук, иногда несколько сумбурная на вид, была призвана замаскировать подготовку к главному удару. Надо сказать, что среди американских профессионалов всегда было много патриотов левого хука. Причем нужно понимать, что слово «хук» здесь несколько условно. По традиции хуком (от англ. hook — крюк) называется боковой удар, наносимый согнутой в локте рукой. Длинный боковой удар вообще-то называет­ся «свингом» (от англ. to swing — замахиваться). Фрезер пользовался и тем и другим, но нокаутировал обычно именно свингом, однако этот термин почти вышел из употребления, и оба удара, как правило, называют хуком.

Левый боковой в той или иной своей разновидности был коронным ударом у представителей самых разных эпох: Джима Джеффриса, Джека Демпси, Флойда Паттерсона, Санни Лис-тона и многих других. Но Фрезер выделялся и на их фоне крайней обуженностью техники. Конечно, он вполне сносно работал и правой рукой, но все же она была лишь вспомогательным оружием. О нем даже ходили слухи, что он скрытый левша, то есть левша, работающий, как правша, в левосторонней стойке.

Несмотря на такое однообразие и то, что все его противники очень рано узнали о его «коронке» и ждали ее, Фрезер раз за разом добивался успеха. Если что-то доведено до совершенства, то оно работает почти в любых условиях. Кроме того, Джо хорошо держал удар, прекрасно чувствовал дистанцию и был фантастически смел. Этого джентльмен­ского набора ему с лихвой хватало для успеха.

Однако 21 сентября 1966 года Фрезер оказался на волосок от поражения. Его противником в тот день был аргентинец Оскар Бонавена, тогда еще не очень известный в Штатах. Два невысоких бойца ярко выраженного агрес­сивного плана повели бой как два барана, которые с разбега сшибаются лбами. Во втором раунде во время одной из та­ких обоюдных атак Фрезер напоролся на правый встречный удар Бонавены и попал в нокдаун. Он вскочил на счет «пять», но еще далеко не пришел в себя, когда рефери возобновил бой. До конца раунда оставалась целая минута, и ее надо было как-то продержаться. Оскар обрушивал на него одну безумную серию ударов за другой, пока наконец не послал Джо во второй нокдаун. Фрезер снова встал и принялся вязать Бонавене руки и клинчевать из последних сил. По контракту бой автоматически прекращался после третьего нокдауна. Свою задачу Фрезер выполнил и продержался до гонга, а во всех последующих раундах выглядел очень неплохо, в целом лучше, чем Бонавена.

Бой продолжался все отведенные на него 10 раундов, и, когда наконец прозвучал финальный гонг, было неясно, кого объявят победителем. Когда рефери поднял руку Фрезера, довольных этим решением было примерно столько же, сколько и недовольных, как всегда в подобных случаях.

Нелегким получился и следующий бой Фрезера с опытнейшим Эдди Мэкеном, который и Листону проиграл только по очкам, когда все остальные заканчивали бои со страшным Сан-ни в горизонтальном положении. С Фрезером Мэкен добился того же результата, но публика осталась не слишком довольна метящим в настоящие звезды Джо.

Следующий, 1967 год был для Фрезера очень удачным. В числе прочих он нокаутировал Дата Джонса в шестом раунде, а также победил техническим нокаутом в четвертом раунде Джорджа Чувало. Рефери остановил встречу из-за сильнейшего рассечения у канадца в области глаза.

Тем временем разразился скандал в связи с отказом Мохаммеда Али надевать военную форму, и трон чемпиона мира в тяжелом весе впервые с 1928 года оказался вакантным. Как и тогда, различные чиновники от бокса никак не могли прийти к единому решению, кого же считать настоящим чемпионом мира в этой ситуации, и мнения раздели­лись.

4 марта 1968 года в бою с Бастером Матисом Фрезер завоевал абсурдный титул чемпиона мира по версии штата Нью-Йорк. Однако самым главным в этом поединке было одно: он рассчитался со своим старым обидчиком, которому проиграл предолимпийские отборочные соревнования. А в конце этого года Джо встретился с Оскаром Бонавеной и на этот раз куда более убедительно победил его по очкам в 15-раундовом бою.

В 1969 году Джо провел три боя. Самым главным из них был с Джерри Кворри. Снова на ринге сошлись два бок­сера остро-атакующего плана, и победил сильнейший: в седьмом раунде рефери остановил встречу и зафиксировал победу Фрезера техническим нокаутом.

Всемирная боксерская ассоциация (WBA), формально тогда главная сила в мировом боксе, уже имела своего чемпиона. Им стал великолепный технарь Джимми Эллис, когда-то начинавший в том же спортзале, что и Кассиус Клей. Объединительный бой между двумя «получемпионами» состоялся 16 февраля 1970 года. Техника не спасла Эллиса ни от напора Фрезера, ни от его левого хука. Первые три раунда прошли еще туда-сюда, однако все же с преимущест­вом Фрезера, а в четвертом раунде Джо провел длинную серию ударов, последним из которых был короткий левый хук, после которого Эллис упал. Он встал и продолжил бой. Джимми пошел на обмен ударами на средней дистанции, пы­таясь таким образом лишить Фрезера пространства, чтобы нанести свой коронный длинный левый боковой, но ему это не удалось. Левая рука Фрезера просвистела в воздухе и обрушилась на челюсть Эллиса как ракета. Джимми упал, и почти тут же раздался гонг. Эллис встал и отправился в свой угол, однако на пятый раунд он выйти все равно не смог. Эллиса после этого пост-фактум нарекли «бумажным чемпионом мира», так как свой титул по версии WBA, который он проиграл Джо, он завоевал не в бою. Что касается Фрезера, то он наконец-то стал официальным, хотя и необщепри­знанным чемпионом мира в тяжелом весе. Признание могла принести только победа над Мохаммедом Али, но тому все никак не возвращали боксерскую лицензию.

Признать Фрезера публике мешало и его необычное хобби. Джо увлекался рок-музыкой и организовал группу «Нокауты», которая выступала по ночным клубам. Музыкальные способности у него были, мягко говоря, сомнитель­ные. Конечно, Али к тому времени приучил публику к тому, что «второй человек после президента» может вести себя как шут гороховый, однако он должен был делать это с размахом, как Али, а Фрезер делал это жалко и к тому же отно­сился к своему хобби слишком серьезно. Вскоре он прогорел вместе со своим ансамблем, и проблема решилась сама со­бой.

Когда в ноябре 1970 года Фрезер нокаутировал во втором раунде чемпиона мира в полутяжелом весе Боба Фостера, Мохаммед Али уже вернулся на ринг, и многие сочли, что отныне чемпионом является только он. Не в харак­тере Фрезера было уклоняться от боя, тем более что Али делал все от него зависящее, чтобы их встреча наконец про­изошла. Джо не питал никаких теплых чувств к Мохаммеду, но согласился на пару с ним разыграть сцену у своего тре­нировочного зала в Филадельфии, куда Али заявился с целой толпой почитателей. Их поединок был неизбежен, и по­тому он состоялся.

Страна в превкушении боя разделилась надвое. Все, кто протестовал против войны во Вьетнаме, классиче­ских американских ценностей и неизвестно чего, но все равно протестовал, были за Али. А все традиционалисты бы­ли, естественно, за Фрезера, который, по злой иронии судьбы, стал знаменем тех, чьи взгляды он в значительной степени не разделял. Усугубляло ситуацию еще и то, что Мохаммед Али, как это с ним часто случалось, перегнул пал­ку и, в частности, назвал Фрезера Дядей Томом. Тогда это прозвище играло роль позорного ярлыка, который навеши­вали на всех негров, уклонявшихся от активной борьбы за свои права. В частности, некоторые горячие головы прозва­ли Дядей Томом и Джо Луиса. Что касается Фрезера, то он стал регулярно получать по почте письма, в которых пред­ставители самых разных экстремистских течений, по большей части негритянских, угрожали ему смертью. Фрезер всячески пытался отмежеваться от многих своих непрошеных союзников, но те, кто не хотел его слышать, не слышали. В результате Джо возненавидел Али на всю жизнь.

Бой состоялся на самой престижной арене Америки, в нью-йоркском Медисон-сквер-гардене, 8 марта 1971 года. Все билеты были распроданы за месяц, несмотря на рекордно высокие цены. Страна буквально замерла в ожидании этого события, и, надо сказать, оно эти ожидания полностью оправдало.

Те, кто полагал, что Мохаммед Али не сможет вернуть себе былую скорость передвижения по рингу, сколько бы ни тренировался, оказались правы. Он был таким же, как и в боях с Квор-ри и Бонавеной. Однако, как ни странно, Али и не пытался ускользнуть от Фрезера. Он пытался удерживать низкорослого Джо на дистанции, не смещаясь во все сто­роны одновременно, как он делал раньше. Скорее всего, еще во время тренировок Али понял, что прошлого не вер­нуть и придется драться по-новому.

Скорее всего, выбрав после возвращения на ринг в соперники Кворри и Бонавену, Али решил исподволь под­готовиться к бою с Фрезером. Невысокие, мощные слагтеры, как называют в Америке бойцов остроатакующего плана (от to slug — сильно ударить), во многом походили на Фрезера, однако были все-таки классом ниже его. В боях с ними «новый» Али пропускал довольно много ударов в ближнем бою. Во встрече с Фрезером случилось то же самое, но с другим результатом.

Джо придерживался традиционной тактики борьбы с более высоким противником, когда-то с большим успехом использованной Рокки Марчиано: он много бил по корпусу, изматывая соперника и заставляя его опускать руки, а по­том переходил на атаку по голове. Ему было нужно открыть челюсть Али под свой левый хук, но Мохаммед ждал этого, так как ему было нетрудно рассчитать еще до боя, что именно будет делать Фрезер.

Первые пять раундов прошли в относительно равной борьбе, когда ни одному из соперников не удавалось дос­тичь чего-то существенного, однако в шестом раунде для Али прозвучал первый по-настоящему тревожный звонок. Фрезер прижал его к канатам и провел мощную атаку по корпусу и по голове, которую Мохаммед не смог сдержать и на которую не смог достойно ответить, хотя перед боем обещал нокаутировать Фрезера именно в шестом раунде.

Дальше — больше. В восьмом раунде рефери Артур Мер-канте сделал Али замечание за пассивность. Скорее всего, Мохаммед решил взять своего агрессивного противника измором, то есть дать ему измотать себя бесплодными атаками, но беда в том, что атаки Фрезера далеко не всегда были бесплодными. Он то и дело доставал Али, правда, и сам получал при этом более чем достаточно, и уже к середине боя все его лицо распухло от многочисленных ударов противника. В девятом раунде Али удалось провести хорошую затяжную атаку с обеих рук и не только выровнять положение, но, возможно, даже выйти вперед.

За минуту до конца одиннадцатого раунда Фрезер едва не нокаутировал его. Он прижал Али к канатам и раз­рядил свой левый боковой ему в челюсть. Мохаммед только пошатнулся, и тогда Фрезер тут же повторил свой удар. На секунду колени Али подогнулись, но он устоял и все оставшееся до гонга время уходил от ударов Фрезера. Когда смот­ришь этот эпизод, не можешь понять, как ему удалось уйти от нокаута. Впрочем, боксер, который смог полуслепым про-боксировать раунд с Листоном, мог и в полубессознательном состоянии 40 секунд уходить от атак Фрезера. На то он и был «Величайшим», хотя в контексте этого боя таковым не казался.

 

После этого Али не оставил попыток вернуть себе инициативу, но Джо почувствовал запах победы и уже не упустил ее, а в начале пятнадцатого раунда наступил его звездный час. Али опустил правую руку, чтобы нанести удар снизу, и в этот момент Фрезер сумел засадить свой левый боковой ему точно в челюсть. Мохаммед упал, но встал на счет «четыре». После этого главной его задачей было уйти от нокаута, и это ему удалось, хотя Джо без устали атаковал все оставшиеся до конца раунда и боя две с лишним минуты. После того как прозвучал гонг, ни у кого не было сомне­ний, кто победил в этом бою.

Только теперь Фрезер стал в глазах всех бесспорным чемпионом мира. Если ты победил Мохаммеда Али, то есть совершил чудо, от тебя будут ждать чудес и дальше. Правда, тогда казалось, что их просто не на ком будет пока­зывать. Скептики, конечно, говорили, что Фрезер победил если не тень, то лишь ухудшенную версию Али середины 60-х годов, но остальные рядом и с подобием былого Кассиуса Клея казались карликами. Джо пророчили долгие го­ды на троне, и многим казалось, что так оно и будет.

Победив Али, Фрезер посчитал, что получил право на заслуженный отдых. В 1971 году он больше не прово­дил официальных боев, а в 1972-м провел две встречи, с Терри Дэниелсом и Роном Стэнддером, и обоих победил тех­ническим нокаутом в четвертом раунде.

Фрезер был доволен жизнью, но одно омрачало его чемпионское правление и не прибавляло любви к Мохам-меду Али: победив «Величайшего», он не занял его места. Он стал лишь одним из чемпионов мира в тяжелом весе, и только. Вполне возможно, что в свое время он запел только потому, что не умел говорить, как Али. Наверно, он хотел стать такой же фигурой национального масштаба, как и Мохаммед, но у него это не получилось.

Правда, у Фрезера по-прежнему был бокс, и пока равных на ринге ему не находилось. Так, во всяком случае, думал тогда он сам и очень многие другие. Джо и представить себе не мог, как близок конец его чемпионства. Однако его боксерская карьера (и какая карьера!) продолжалась еще несколько лет после потери титула, но, как уже бывало и раньше, с какого-то момента она стала главой в карьерах тех, кто пришел после него и, возможно, самой главной гла­вой в карьере того, кто дрался до него.

Мордоворот от Бога Джордж Форнен

Рефери поднял руку Шэннона Бриггса, и зрители засвистели. Он же проиграл. А если бы и выиграл, какая раз­ница? Кто такой Бриггс? Кому он нужен? К тому же он только что отнял у многих зрителей надежду на чудо, а людям нужны чудеса. Даже тем, кто всего в этой жизни уже добился.

И все-таки в тот день, 23 ноября 1997 года, Шэннон Бриггс, вполне заурядный тяжеловес, вошел в историю. Проиграл или выиграл, но именно он закончил самую парадоксальную боксерскую карьеру XX века, карьеру Джорджа Формена.

Он родился 10 января 1949 года в городе Маршалл, штат Техас.

Мать Формена была кухаркой, которая в одиночку тянула семью из пяти человек до тех пор, пока не сошла с ума. С 14 до 16 лет Джордж пил, бездельничал и занимался уличным грабежом прохожих, что при его большом росте и огромной, даже для взрослого мужика, физической силе было нетрудно. При этом, однако, он обнаружил полную профнепригодность для работы на большой дороге, так как часто не выдерживал жалобных причитаний своих жертв и возвращал добычу. Через много лет эта его черта нашла неожиданное продолжение.

В Америке едва ли не любого трудного подростка отправляют заниматься боксом, пытаясь тем самым напра­вить его агрессивность в безопасное для общества русло. Попал в подготовительный боксерский центр и Джордж.

Свой первый любительский бой он провел 26 января 1967 года, а в сентябре 1968-го его включили в американ­скую олимпийскую сборную. К тому моменту у него на счету было, по разным данным, не то 18, не то 20 боев. Как-то так получилось, что в тот момент не оказалось сильных тяжеловесов-любителей, и тренеры сделали ставку на фено­менальную одаренность и физическую силу Джорджа Формена, и не просчитались.

Правда, первый блин на Олимпиаде в Мехико вышел у Формена комом. Его соперником был крошечный для тяжеловеса поляк Люциан Трела, ростом всего 170 см, и Формен, тогда еще, возможно, чуть-чуть не доросший до своих окончательных 192 см, поначалу ему явно проигрывал. Темпераментные мексиканские зрители стали смеяться, но тут Формену удалось несколько раз достать Трелу своими ударами справа и тем самым если не вырвать, то по крайней мере вытащить победу. Один судья все-таки вынес решение в пользу поляка, но четверо других отдали победу Формену.

Джордж учился быстро и всех своих последующих противников, в том числе и советского литовца Ионаса Че-пулиса, в финале нокаутировал. Таким образом, Джордж Формен стал олимпийским чемпионом через полтора года после своего первого боя. Это, безусловно, одно из самых выдающихся достижений в истории бокса.

Олимпиада 1968 года в Мехико запомнилась феноменальным выступлением американских спортсменов, пре­жде всего легкоатлетов, и их же публичными выступлениями против расовой дискриминации. Джордж не принял в них никакого участия. «Пусть никто не вздумает ругать при мне американскую систему, — заявил он после своей победы, — потому что она вознаграждает любого, только надо соображать, не бояться работы, вкалывать как следует и не давать ничему себя сломить». На пьедестале он махал американским флажком, а в Олимпийской деревне эти же самые флажки раздавал. Таким образом еще в самом начале своей спортивной карьеры Формен обозначил свои политические взгляды, которым остается верен по сей день. Только тридцать с лишним лет назад они были куда менее популярны в Штатах, чем сейчас. Тогда в моде были те, кто боролся с системой, а не защищал ее. Мохаммед Али уже год как был отлучен от бокса, и популярность его только росла. Выступление американских олимпийцев показало, что он на­шел достойных последователей. Пройдет всего два года, и система де-факто признает свое поражение. Али вернут на ринг, а в южных штатах окончательно будет отменена сегрегация.

Дав себе полгода на отдых, Формен перешел в профессионалы. Впоследствии он стал одним из самых агрес­сивных слаггеров и нокаутеров, но начинал он скорее как последователь Али: техничный боксер с отличным левым джебом. Правда, бил он куда сильнее Али и вообще кого бы то ни было на тогдашнем ринге. Собственная мощь произ­вела на него самого сильное впечатление, и постепенно удар несколько потеснил технику. Зачем плести кружева, ко­гда так легко выиграть, просто дав противнику в челюсть?

Формен взялся за дело всерьез. Первый профессиональный бой он провел 23 июня 1969 и до конца этого года вышел на ринг еще 12 раз. С 6 по 18 декабря он вообще провел три боя. Из первых 13 соперников только двоим уда­лось уйти от нокаута, и то, скорее всего, благодаря тому, что Джордж дрался так часто, что не успевал полностью вос­становиться между боями. В своем четвертом бою он встретился с довольно известным в будущем боксером Чаком Уэпнером, в значительной степени послужившим прототипом Рокки в исполнении Сильвестра Сталлоне. Формен растерзал его за два раунда и одну минуту третьего. Через год Санни Листону в его последнем бою понадобятся все 10 раундов, для того чтобы победить Уэпнера по очкам.

В 1970-м Формена уже рассматривали как возможного чемпиона мира. В этом году он провел еще 12 боев и во всех, кроме одного, победил нокаутом. Не слишком известному боксеру Грегорио Перальте удалось продержаться до финального гонга, но ни у судей, ни у зрителей не было сомнений, что Формен победил в этом бою с большим отры­вом. Сам факт, что кто-то закончил бой с Джорджем на ногах, стал к тому времени почти сенсацией.

В 1971 году Формен одержал досрочные победы над всеми семью своими противниками, в том числе и над Пе-ральтой в их повторном матче, но все равно несколько ушел в тень. Публика всерьез увлеклась Джо Фрезером после его феноменальной победы над Али.

1972 год выдался самым гладким в карьере Джорджа. Он встретился с пятью противниками и всех нокаутиро­вал во втором раунде. Особых звезд среди них не было, но все они были хорошими, крепкими профессионалами, и то, с какой легкостью Формен расправился с ними, произвело на боксерскую общественность неизгладимое впечатле­ние. Бой с Фрезером теперь напрашивался сам собой, и он конечно же состоялся.

В начале 70-х годов появилась мода проводить самые кассовые бои за пределами США, где промоутеры и бок­серы скрывались от непомерных налогов. Не стал исключением и бой Фрезер — Формен, который состоялся 22 января 1973 года в Кингстоне, на Ямайке.

Ничего подобного в чемпионских боях публика не видела с тех пор, как Санни Листон дважды уничтожил на ринге Флойда Патгерсона. Только на месте Флойда с его стеклянной челюстью и откровенно несерьезным для тяжело­веса сложением и физической силой был победитель великого Мохаммеда Алй и настоящий тяж с несокрушимым подбородком.

Сейчас забавно читать признания Формена, что он крепко трусил перед боем и сам не знал, как справится с та­ким чудовищем, как Фрезер. Однако, когда они вышли на ринг, никаког страха в Джордже не чувствовалось. Первые полторы минуты прошли довольно спокойно и запомнились только тем, что Фрезеру удалось пару раз провести свой левый боковой, правда не совсем чисто, на что Формен не отреагировал просто никак. Кроме того, когда низко­рослый Фрезер выходил на ударную для себя дистанцию, Формен его бесцеремонно отталкивал. По одному этому движению было видно, насколько Джордж превосходил своего соперника физической силой. Наконец, Формен, ви­димо вспомнив начало своей профессиональной карьеры неплохо пользовался левым джебом для удержания Фрезера на дистанции. Однако вскоре все эти игры подошли к концу и началась казнь, причем не обычная, а некий боксерский эквивалент четвертования.

В центре ринга завязалось что-то вроде обмена ударами. «Что-то вроде» — потому что цели достигали в ос­новном удары Формена, а Фрезер либо не доставал, либо мазал. Было видно, что Джо не очень понимает, как работать с противником, который настолько превосходит его в физическом плане. У него просто не было подобного опыта, и здесь посреди этого «обмена» Формен «выстрелил» идущим чуть сбоку апперкотом в челюсть Фрезеру. Джо не упал, а опрокинулся, как лодка на волне.

К тому времени и телекомментатор, и большинство зрителей забыли о бое четырехлетней давности Фрезера с Бонаве-ной и сочли, что это был первый нокдаун в его карьере. Фрезер вскочил, но был явно потрясен. Формен продол­жил атаку, Фрезер попытался достать его своим левым боковым, видимо понимая, что единственный его шанс — это поймать Формена на удар. Он еще не осознавал, что никакого шанса у него не было вообще. Формен вошел во вкус, и его боковые удары рассекали воздух как секиры.

Раунд потихоньку приближался к концу, и у поклонников Фрезера забрезжила, наверно, надежда, что нокдаун был лишь эпизодом, но здесь Джордж устроил Джо затяжную бомбардировку, которая закончилась тем же правым апперкотом с тем же результатом: Фрезера буквально снесло с ног. До конца раунда оставалось секунд 15, и все, что было нужно Фрезеру, это встать, дослушать счет рефери и пять секунд продержаться, а там — долгожданный пере­рыв, и все еще можно будет поправить.

Второй нокдаун оказался еще тяжелее, чем первый. Фрезер стал ходить по рингу, делая при этом странно эле­гантные движения, словно танцевал под медленный блюз. На самом деле его просто шатало. Рефери закончил счет и возобновил бой. Формен обрушился на Фрезера и не столько забил, сколько затолкал его и буквально за секунду до гонга отправил в третий нокдаун.

В начале второго раунда Фрезеру удалось опять без всякого результата не слишком чисто нанести свой левый боковой. Формен в ответ забил его в угол. Фрезер сумел разорвать дистанцию, но Джордж его просто оттолкнул. Ре­фери сделал ему замечание, к неудовольствию его секундантов, но они зря беспокоились. Едва поединок возобнови­ли, как Формен опять набросился на Фрезера, зажал его в углу и нанес правый боковой, после которого Джо как-то неловко побежал вбок вдоль канатов. Формен вслед нанес ему длинный правый прямой, который пришелся точно в челюсть. Фрезер упал. Зрелище это за какие-то пару минут стало привычным.

Едва они снова сошлись в центре ринга, Формен нанес левый апперкот, который потряс Фрезера, затем нанес правый хук, пришедшийся немного вкользь, и завершил это все левым хуком, от которого Джо и упал.

И снова встал. Вскоре последовала длинная серия Формена, завершившаяся ударом правой снизу сбоку, от которого Фрезера подбросило в воздух точно в направлении удара, и он упал на колено. Джо опять встал, но, увидев уже знакомый танец под никому не слышный блюз, рефери решил, что с него хватит. Фрезер не возражал и все той же танцующей походкой пошел в свой угол.

Вместе с Фрезером в Кингстон приехал и один из организаторов матча, начинающий промоутер Дон Кинг, в прошлом уголовник, отсидевший срок за то, что забил до смерти несостоятельного должника, и организатор сомни­тельных лотерей, на которых нажил начальный капитал. Тогда никто и представить себе не мог, что несколько после­дующих десятилетий без этого персонажа не обойдется ни один серьезный бой тяжеловесов.

Во время боя Дон сидел в углу Фрезера, но, по мере того как приближалась развязка, он тихой сапой, чуть ли не ползком, стал перебираться в угол к Формену, и, когда бой закончился, он был уже там. Надо ли говорить, что Дон уезжал из Кингстона уже с новым чемпионом мира?

В том же году Формен в первом раунде нокаутировал совсем неплохого боксера Хосе Романа, а 26 марта 1974 года встретился с великолепным Кеном Нортоном, в активе которого тоже была победа над Мохаммедом Али, о чем речь пойдет ниже. На свою беду, во втором раунде после удара Джорджа Кен не упал сразу, а как-то завис в воздухе, чудом сохранив равновесие, и, пока он падал, Формен нанес ему еще пять ударов, едва не убив его.

Казалось, что чемпионству Формена не будет конца. Ему прочили великое будущее. И он действительно должен был стать самым выдающимся тяжеловесом в истории. Но он им не стал. Вместо него это сделал другой боксер, слож­ные и противоречивые чувства к которому Джордж пронесет через всю жизнь. А как еще можно относиться к человеку, который сделал тебя навсегда вторым?

Надо ли говорить, что боксером, испортившим Формену биографию, был Мохаммед Али? Это случилось всего через семь месяцев после победы Джорджа над Нортоном, 30 октября 1974 года в столице Заира Киншасе. Но об этом, как и о боях Али с Нортоном, чуть позже.

Свое неожиданное и унизительное поражение Формен пережил очень тяжело. Он заметался. Ни в этом году, ни в следующем он не провел ни одного официального боя. Зато 26 апреля 1975 года провел сразу пять демонстрационных встреч с третьеразрядными боксерами. Джордж пообещал нокаутировать их всех, проведя не больше трех раундов с каж­дым, но у него это не вышло.

Только 24 января 1976 года он, наконец, вышел на серьезный бой. Его противником на этот раз стал очень сильный тяжеловес Рон Лайл. Их поединок назвали «карнавалом нокдаунов». За пять раундов Формен падал дважды, а Лайл — трижды. Последнее путешествие Рона на пол поставило точку в этой уникальной встрече, так как он не успел встать до того, как рефери закончил счет.

15 июня того же года Формен еще раз встретился с Джо Фрезером. На этот раз Фрезер продержался значи­тельно дольше, но в пятом раунде стала повторяться их первая встреча, только на этот раз рефери оказался куда менее тер­пелив. После второго нокдауна Фрезера он остановил встречу. Джордж в этом бою выглядел странно, чтобы не сказать страшно. Когда он стоял над поверженным Фрезером, многим зрителям показалось, что он сейчас начнет пинать его ногами, давая волю душившему его бешенству.

Затем Формен нокаутировал еще троих соперников и вроде бы зарезервировал право на матч-реванш с Мохам-медом Али, который все это время тяжелых испытаний Джорджа оставался чемпионом мира. Между ним и Али остал­ся только один соперник — очень хороший, техничный, но невысокий боксер Джимми Янг. Бой казался чистой фор­мальностью, но 17 марта 1977 года в 12-раундовом бою единогласным решением судей Янг одержал победу. И он дей­ствительно победил, никаких сомнений в этом не было. И вот здесь с Форменом произошло нечто необъяснимое, если исходить из всей его предыдущей жизни.

Уголовник, ставший священником, был классическим персонажем французской литературы XIX века, но чтобы священником стал самый злобный боксер своего времени — это уже чересчур. Тем не менее, то, что поначалу казалось неумной рекламной шуткой, оказалось правдой. Джордж Формен стал священником.

Нужно, правда, оговориться, что в представлении большинства американцев священник вовсе не должен быть грустным бородатым человеком с просветленным взором и никчемными руками. Американская история и американский национальный характер в сочетании с протестантизмом сформировали совершенно другой тип. Для американца XIX века со Среднего Запада не было ничего удивительного, если священник оказывался самым здоровым мужиком в де­ревне и мог ударом кулака раздробить челюсть любому из своих прихожан, если он вдруг начинал буянить в храме божьем. Тем лучше — таким святым отцом гордились. А если он еще неплохо стрелял из винчестера или револьвера — совсем здорово. Священник легко мог быть вчерашним шулером, мошенником и преступником, вставшим на путь истинный. Все это никоим образом не отменяло часто действительно глубокую религиозность многих американцев, которая, однако, временами носила и по сей день носит несколько заземленный и забытованный характер.

Шел год за годом. Крепко располневшая фигура Формена и его лицо, которое часто озаряла на редкость обая­тельная улыбка, регулярно появлялись на страницах Газет и журналов. Джордж стал чем-то вроде этакого большо­го папочки, за широкой спиной которого так легко и приятно спрятаться. Новый Формен заставлял вспомнить не мордоворота, который крушил носы и челюсти на ринге, а скорее парня, который по доброте душевной не смог быть уличным грабителем и наконец нашел более подходящее для своего характера занятие.

Весть о том, что Джордж Формен собирается вернуться на ринг, начавшая циркулировать в околобоксерских кругах в начале 1987 года, поразила всех своей нелепостью. Ему ведь было уже под 40, и он так растолстел, что не вся­кий помост мог его выдержать. И тем не менее он действительно вернулся — 9 марта 1987 года, за восемь дней до того, как должно было исполниться 10 лет с тех пор, как покинул ринг.

Вскоре стало ясно, что он не прогадал. Публика готова много платить за экзотику, к тому же американцы сред­них лет оказались на редкость благодарной аудиторией. Они видели, как один из них лупит этих наглых юнцов, кото­рые отбирают у них рабочие места, и это им понравилось.

Соперников Формену, которого теперь прозвали Большим Джорджем, конечно, подбирали специально и с умом. Временами это были никому не известные бойцы, а иногда бывшие звезды, но только те из них, от кого ничего не осталось, вроде Джерри Куни, которого Формен нокаутировал уже во втором раунде. Одновременно Большой Джордж смешил публику, поедая несметное количество чизбургеров подряд. Он стал своего рода всеамериканским плюшевым мишкой.

Очень скоро подали голос скептики. Они безапелляционно заявили, что единственная причина, по которой Джордж Формен вернулся на ринг, — деньги. За время, что он не выступал, гонорары многократно возросли. В начале 70-х годов чемпион мира в тяжелом весе получал приблизительно от 2 до 6 миллионов за бой. Сейчас эти деньги ста­ло можно получать и не будучи чемпионом, если только тебя любила публика. Бокс вообще принципиально изменился. Двадцать лет назад он был на три четверти спортом и на четверть развлечением. Теперь процентное соотношение осталось прежним, но приоритеты поменялись. Тогда яркая личность боксера, если он таковой обладал, была лишь приправой к тому, что он делал на ринге. Теперь часто вообще было не очень важно, что он делал на ринге. Он должен был развлекать публику, потакать ей, тешить ее слабости. За это платили. И как платили!

Образ добряка — толстяка — священника — пожирателя чизбургеров 192 см ростом, почти 120 кг весом и 40 с чем-то лет от роду оказался как нельзя более кстати в новом боксе, прошедшем обкатку в Голливуде. Этот имидж был не только новым, но и вообще уникальным. Кто мог его повторить? К тому же и на ринге было на что посмотреть. Вооружившись одной любовью к нему американцев, Формен добился права на бой с чемпионом мира Эвандером Хо-лифилдом и 19 апреля 1991 года встретился с ним. Он, конечно, проиграл, но при этом ни разу не побывал в нокдауне, хотя перед боем почти все эксперты были уверены, что он будет нокаутирован уже в первых раундах. Однако оказа­лось, что в 42 года Формен держит удар лучше-чем в 25.

После этого он одержал три победы подряд, а затем потерпел еще одно поражение — по очкам — в 12 раундах от молодого и очень популярного белого тяжеловеса Томми Моррисона. Это случилось 7 июня 1993 года. Однако любовь публики и поддержка прессы позволили ему уже в следующем бою драться за чемпионский титул. Майкл Мурер, чемпи­он мира по версиям \¥БЛ и ІББ (к тому времени множество организаций, главными из которых являются \¥БЛ, \¥БС и ІББ, стало объявлять своих чемпионов мира), согласился с ним встретиться. Боксерская общественность решила, что, несмотря на поражение от Моррисона, по причине грандиозности его былых заслуг Формен имеет право напоследок попытать счастья еще раз — все равно ведь никаких шансов у него нет.

Бой состоялся 5 ноября 1994 года. Мурер — боксер очень неплохой, но невероятно ленивый. Временами он по­просту спал на ринге, успевая тем не менее методично осыпать медлительного Формена градом ударов. Его тренер Тед­ди Атлас был тем не менее чем-то недоволен и, надрывая глотку, орал, чтобы Майкл перестал уходить от ударов Формена влево, так как таким образом он может насесть на его встречный правый кросс. Сонный Мурер тем не менее продолжал уходить влево, все время без труда успевая уклониться от удара Формена правой, так что сложилось впечат­ление, что Атлас зря беспокоится.

Не перетруждаясь, Мурер выиграл едва ли не все первые девять раундов, и все же преимущество его не было сокрушительным. В десятом Формен его хорошенько огрел, и Майкл явно решил закончить раунд на тихой вол­не. В результате произошло именно то, чего так боялся Тедди Атлас: он прозевал встречный удар Формена правой, буквально насадив свою голову на его кулак, как шашлык на шампур, и оказался в нокауте.

То, что удалось сделать Формену, не укладывалось в голове. Он сумел вернуть себе титул через 20 лет после того, как потерял его. Он стал чемпионом мира в возрасте 45 лет, побив предыдущий рекорд, принадлежавший Джерси Джо Уолкотгу, сразу на восемь лет, и вряд ли достижение Большого Джорджа будет когда-нибудь перекрыто.

На какую-то минуту показалось, что Формен сумел даже затмить Мохаммеда Али. Но это только показалось. Во-первых, потому что, как только прошел шок, стало ясно — произошла случайность. Во-вторых, Формен сам взялся за разрушение храма своей славы, и так ретиво, как это не смогли бы сделать его враги.

Понимая, что запас чудес уже исчерпан, Большой Джордж принялся опять самым бессовестным образом под­бирать себе соперников. В Германии он откопал некоего Акселя Шульца, которого до того не знал практически никто. Гонорар Формена за этот скандальный бой составил 10 миллионов долларов. \БЛ лишила его своего титула за отказ драться с Тони Таккером, занимавшим первое место в рейтинге этой организации и имевшим автоматическое право на бой с чемпионом. Однако Формен умудрился еще усугубить скандал: 22 апреля 1995 года он проиграл Шульцу. То есть по мнению всех, кроме судей, отдавших победу Джорджу. Как показал опрос, даже среди американских болельщиков 85 процентов были убеждены, что Формен в этой встрече потерпел поражение. ІББ, чей титул Джордж защищал в этом бою, чувствуя назревающий скандал, назначила матч-реванш. Формен от него уклонился, и тогда ІББ отобрала у него титул.

Публика не могла долго сердиться на Большого Джорджа и все ему простила, но теперь ему пришлось подби­рать себе соперников еще осторожнее. Из-за этого в том же 1995 году Формен пошел на открытый скандал, отказавшись от боя с известным боксером Хасимом Рахманом, несмотря на все достигнутые договоренности. Но тут уже лопнуло терпение у всесильной сети кабельного телевидения НВО, которая фактически приказала Формену встретиться с достаточно известным боксером Шэнноном Бриггсом. С телевидением не спорят, так как большая часть денежных поступлений идет от него. Перед встречей с Бриггсом Формен наводнил всю прессу вызовами на бой Эвандера Хо-лифилда, чемпиона мира по версиям \¥БЛ и ЮБ, и англичанина Леннокса Льюиса, чемпиона мира по версии \¥БС, причем эти вызовы были выдержаны в достаточно неуважительной форме. Это выглядело смешно и жалко.

Бриггс, из которого одно время пытались слепить звезду, но уже давно оставили эти попытки, с радостью со­гласился на бой с Форменом, суливший высокий гонорар. Большой Джордж выиграл как минимум восемь раундов из двенадцати, но двое судей из трех тем не менее отдали победу Бриггсу. Третий определил ничью. Большинством голосов победа была присуждена Шэннону. Формен за любовь к нему американцев получил 5 миллионов долларов.

Как вскоре написало сразу несколько изданий, плохое решение привело к хорошему решению: Формен оставил ринг. Тут же разлюбившая его было публика снова прониклась к Большому Джорджу симпатией. Теперь меньше всего хотелось думать о некрасивом окончании его карьеры, а хотелось вспомнить о том, как он сумел подавить в себе зверя, о том, как в 40 с лишним лет он погнался за своей синей птицей и догнал ее, и это через 20 лет после того, как проиг­рал главный бой своей жизни. Хотелось вспомнить, как, когда его через много лет спросили об Али и их встрече в Киншасе, Большой Джордж сказал: «Да он попросту высек меня тогда. И, наверно, высек бы меня снова». Побеж­дать умеют почти все. Мало кто умеет проигрывать. Хотелось вспомнить, как, «проиграв» Бриггсу, Формен, улыба­ясь избитым лицом, объяснял всем и каждому, что его не за что жалеть. Хотелось, в конце концов, быть в чем-то на не­го похожим. Хотелось быть победителем, как он, Большой Джордж Формен, тем более что, закончив карьеру, он,

После поражения от Фрезера 8 марта 1971 года Мохаммед Али отнюдь не впал в отчаяние. Он кричал всем и ка­ждому, что произошедшее — результат его отлучения от бокса и он еще покажет и этому Фрезеру и всем осталь­ным, но желающих слушать его заметно поубавилось. Он начал выходить из моды. Не в традициях Америки слишком уж сопереживать побежденным. И Мохаммед решил, что надо снова становиться победителем.

Али быстро понял, что до боя с чемпионом мира его допустят не скоро. Его пустили по большому кругу, застав­ляя драться с каждым, кто хоть отдаленно походил на претендента. Для начала Али нокаутировал в двенадцатом раунде своего доброго приятеля и «бумажного чемпиона мира» Джимми Эллиса. Тот не затаил на него за это обиды и в скором времени стал его спарринг-партнером. Затем Мохаммед по очкам победил очень уважаемого боксера Бастера Матиса и просто для разминки встретился с немцем Юргеном Блином. Смелый и упрямый Блин пытался дать Мохаммеду бой, и изредка его бесшабашные атаки достигали цели, но Али все равно нокаутировал его в седьмом раунде. На том 1971 год для него и закончился.

В следующем году Али провел еще четыре боя, самым трудным из которых стал первый — матч-реванш с Джорджем Чу-вало. Снова Али бил, а канадец не падал, но победа Мохаммеда сомнений не вызвала. Затем была еще од­на победа над Джерри Кворри, нокаутом в седьмом р.аунде и над не слишком известным Элом Льюисом — в одинна­дцатом. Последним в том году стал чемпион мира в полутяжелом весе Боб Фостер, продержавшийся до восьмого раунда, и еще один год остался позади.

В феврале 1973 года Али по очкам победил твердолобого британца венгерского происхождения Джо Багнера и фактически вышел на финишную прямую на пути к бою с только что коронованным новым чемпионом мира Джорд­жем Форменом или, по крайней мере, со своим бывшим обидчиком Джо Фрезером. Чтобы выйти на один из этих боев, Мохаммеду надо было пройти только набиравшего популярность техничного и грамотного боксера Кена Нортона. 31 марта 1973 Али встретился с ним в его родном городе Сан-Диего, штат Калифорния.

Мохаммед не воспринял Нортона особо серьезно в качестве соперника и вышел на ринг даже с некоторым «пе­ревесом», но в первом же раунде случилось непоправимое. Нортон нанес сильный удар левой в челюсть, который, од­нако, сам по себе не был чреват ничем опасным, если бы не одно случайное совпадение: он пришелся в то место, где у Али не было зуба, десна была ослаблена, и челюсть сломалась. Как когда-то Листон в такой же ситуации, Али сумел уйти от нокаута. Он пробокси-ровал со сломанной челюстью 11, наверно, самых трудных раундов в своей жизни и за­кончил бой на ногах. Имя победителя не вызывало никаких сомнений до того, как рефери поднял руку Нортона. Чествуя своего домашнего героя, тысячи зрителей стали выкрикивать оскорбления в адрес Али. После поражения от Фрезера его чествовали как героя, который сделал все, что мог. Теперь же его буквально оплевали. И это было только начало. После того боя подняли головы все, кто его ненавидел. Наконец-то! Нортон закончил то, что начал Фрезер, и теперь с этим проклятым горлопаном будет покончено.

Однако Али не был бы самим собой, если бы не сумел в этих обстоятельствах добиться матча-реванша. Его фо­тографии со сломанной челюстью и история о том, как, когда и почему это случилось, обошла массу изданий — как спортивных, так и очень далеких от спорта, и не пойти ему навстречу стало просто неудобно. Матч-реванш состоялся почти через полгода, 10 сентября 1973, в Лос-Анджелесе, где Нортона считали почти таким же своим, как и в находя­щемся также в Калифорнии Сан-Диего.

Бой грянул нешуточный. Инициатива переходила из рук в руки в течение 11 раундов. Позже Али сказал, что серьезно травмировал правую руку в шестом раунде и после этого не мог наносить ею удары в полную силу.

В последнем раунде Али показал, что его шестое чувство работает не только на противника, но и на судей. Он понял, что для победы в этом бою ему надо выиграть этот раунд как можно более убедительно, раз уж он не мо­жет нокаутировать Нортона, и он это сделал. Действуя главным образом левой, он обрушил на Кена град ударов и прак­тически ничего не пропустил в ответ.

После боя один судья все же отдал победу Нортону, но двое других вынесли решение в пользу Али, и боксерская общественность скрепя сердце с ними согласилась.

Тем не менее все будущее Али осталось под вопросом. До конца 1973 года он без всяких проблем победил ма­лоизвестного боксера Руди Лубберса. Однако получилось, что за весь этот год он не сделал ни одного нокаута, проиграл восходящей звезде и не слишком уверенно выиграл матч-реванш. Даже многие поклонники Али после этого опустили головы. Времена его непобедимости, когда он был чемпионом мира, остались в уже достаточно далеком прошлом. С тех пор прошло почти семь лет, по накалу страстей вместивших в себя несколько бурных человеческих жизней. Вернуться на чемпионский трон после такого перерыва казалось невозможным. Мохаммед Али постепенно становился «вчераш­ним человеком».

28 января 1974 года состоялся матч-реванш Мохаммеда Али и Джо Фрезера. Бой двух битых экс-чемпионов вы­звал лишь тень того интереса, что бой двух небитых чемпионов почти три года назад. Однако поединок получился на славу. Начало боя было за Али, а во втором раунде вообще произошел очень странный эпизод, который, возможно, изме­нил ход встречи. Секунд за 30 до гонга Мохаммед начал мощную затяжную атаку, которую неожиданно прервал рефери, решивший, что раунд уже закончился. Фрезер был на грани как минимум нокдауна, а возможно, и нокаута, как, кстати, решил и комментатор. Рефери достаточно быстро осознал свою ошибку и продолжил бой, но момент был упущен: Джо успел перевести дух и протянул оставшиеся до конца раунда 10—15 секунд.

Фрезер продолжал атаковать, а Али старался эти атаки перехватывать. В девятом раунде для Мохаммеда на­ступил критический момент: теперь уже он был на грани нокаута, но сумел выйти из этого состояния и выиграл концовку боя. В результате все трое судей по окончании последнего, двенадцатого, раунда отдали ему победу.

Эта встреча давала Али право драться с чемпионом мира Джорджем Форменом. Многие, правда, тогда полага­ли, что Али и Фрезеру следовало бы драться за право не встречаться с Форменом. Через два месяца после своего второго боя с Фрезером, 26 марта 1974 года, Мохаммед Али стал свидетелем того, как Формен едва не убил его старого зна­комого Кена Нортона, и даже он не смог скрыть своего потрясения увиденным.

Слава Формена, крепко замешанная на ужасе, после этого взлетела до небес. Его стали бояться даже больше, чем Санни Листона, с которым его постоянно сравнивали, причем далеко не в пользу уже покойного Санни. В конце концов Формен сумел сделать с пуленепробиваемым Фрезером то, что Листон с Паттерсоном, который только в титульных боях в общей сложности 17 раз побывал в нокдауне.

Вообще в то время много занимались сравнениями, например такими. Али по два раза встречался с Фрезером и Нортоном и в обоих случаях проиграл первый бой и с огромным трудом выиграл второй. Формен не победил, даже не нокаутировал, а просто уничтожил обоих за два раунда. Все серьезные поклонники бокса знают, как обманчивы бывают такие сравнения, но в данном случае они казались действительно уместными. И чем неотвратимее становился бой Формен — Али, тем меньшими виделись шансы Мохаммеда в этом поединке.

Бой действительно становился неизбежным. После победы над Фрезером Али возглавил претендентский рей­тинг. К тому же он был чуть ли не единственным, кто хотя бы на словах не боялся Формена и готов был с ним встре­титься.

Организация такого грандиозного боя заняла много времени. Формен получил на тренировке мелкое рассече­ние, из-за которого встречу пришлось чуть-чуть отложить. Но она наконец состоялась. Это произошло 30 октября 1974 года в Африке, в столице Заира Киншасе. Промоутеры, скрываясь от налогов, забирались все дальше и дальше. Однако многие увидели в месте события глубокий символический смысл: негр всея земли должен был защищать свою расу в центре Африки. То, что его противник в данном случае тоже негр, ничего не меняло. Это был верноподданный став­ленник белых. Формена, который выглядел тогда сущим воплощением спеси, такое положение вещей даже забавляло. «Что этот полукровка так носится со своим цветом кожи? Я в два раза чернее его», — сказал он как-то и попал в самую точку. Али ведь, в сущности, мулат, а не неф, и его белые корни, которые он всегда игнорировал, легко прослежива­ются. Его родственники нашлись, в частности, в Ирландии. Однако это тогда никого не волновало. Али давно стал олицетворением сразу двух Америк, интересы которых тогда часто пересекались, Америки черной, и Америки про­грессивной, то есть левой и левацкой.

Сейчас иногда странно читать того же Нормана Мейлера, написавшего прекрасную книгу о бое Али — Фор-мен. То, что Мохаммед где-то между делом обозвал кого-то «грязным христианином», вызывает скрытую, но явную симпатию автора. Правда, Али потом извинялся, но Мейлер, вне всяких сомнений, простил бы его и без этого. А вот что юный Формен не смог стать уличным грабителем, ибо многим его жертвам удавалось легко его разжалобить, так что он тут же все возвращал и убегал, вызывает у писателя, отнюдь не апологета насилия, лишь насмешку. И его позиция была тогда достаточно типична для очень многих американцев и особенно для людей, составлявших цвет на­ции. В общественном сознании американцев происходила революция, и, как всякая революция, она крушила все без разбора. Еще не существовало понятия «политкор-ректность», но уже родились все ее издержки. Наступила эпоха по­каяния за многие века черного рабства и за столетие расовой дискриминации. И как всегда бывает в случаях националь­ного покаяния — каялись совсем не те, кто грешил, а те, кто каялись, не знали никакого удержу.

Последние дни перед боем Али, по своему обыкновению, превратил в бесконечный спектакль, обещая «по­плясать и отшлепать Формена». Со своим вечным компаньоном Бундини они устраивали целые феерии. Формен на это никак не реагировал. Похоже, он действительно представить себе не мог, что может проиграть Али.

Бой состоялся рано утром, чтобы американцы смогли посмотреть его в прямом эфире в самые лучшие вечер­ние часы. Антураж соответствовал событию. В числе комментаторов был и Джо Фрезер как специалист по обоим бок­серам. Как и абсолютное большинство экспертов, он не сомневался в победе Формена. Ставки перед боем были от 5 к 2 до 3 к 1 в пользу чемпиона мира.

Выход обоих боксеров был необычайно торжественным, и публика оголтело приветствовала обоих. Минуты тя­нулись как часы, и ожидание быстро становилось невыносимым. Когда, наконец, прозвучал гонг, тысячи людей на стадионе и десятки миллионов перед телеэкранами облегченно вздохнули.

Формен сразу начинает теснить Али к канатам, тот отступает и неожиданно проводит классическую двойку с акцентом на правом кроссе. Удар очень сильный, и, кажется, он удивляет самого Формена. Он успел привыкнуть к то­му, что его боятся, и никак не ожидал от Али такой прыти. Тут же Мохаммед проводит еще одну такую же серию. Он быстро перемещается по рингу, и Джордж пока за ним не поспевает. Однако, когда ему все же удается прижать Али к канатам, тот не спешит оттуда выходить. Он принимает некоторые удары Формена на корпус, но бережет голову и сам постоянно контратакует. Все же в середине раунда Формену удается несколько приноровиться к своему верткому про­тивнику, и время от времени ему удаются отдельные удары. Но Али спасает его феноменальное чувство дистанции и невероятный бойцовский инстинкт. Меньше чем за минуту до конца раунда, прижатый к канатам, он чуть-чуть откло­няет голову, и чудовищный апперкот Формена, сыгравший ключевую роль в бою с Фрезером, пролетает мимо его голо­вы. Тут же идет второй, но в нем нет той силы, к тому же Али удается его частично амортизировать. Один раз Формену удается неплохой левый хук, который отбрасывает Мохаммеда на канаты, но Али опять его видит и уходом снижает эффективность удара. Концовка раунда скомкана, что несколько портит впечатление от работы Али, он много клин-чует, но он явно выиграл этот раунд. Фрезер, правда, заявляет, что раунд равный, но так думают немногие.

Во втором раунде темп явно замедляется, и это, как ни странно, инициатива Али. Формен становится бо­лее агрессивен. Секунд через 30 после гонга он прижимает Али к канатам и наносит двойку левый-правый. Удар спра­ва получился особенно мощным. Правда, Али, отклоняясь, в значительной степени погасил его силу, но далеко не пол­ностью. В первой половине раунда Формену удается еще несколько неплохих ударов, но ни один из них не приходится совсем уж чисто, благодаря чему Али ни разу даже не пошатнулся.

Однако здесь происходит нечто странное — Али как будто не спешит отходить от канатов и даже из углов. Он принимает некоторые удары Формена на корпус и пытается контратаковать в голову. Несколько его левых джебов находят челюсть Формена, и по лицу последнего видно, как это неприятно. Вообще тем, кто думает, что в ударах Али мало силы, следовало бы почитать отзывы о них одного из его противников, очень сильного боксера Рона Лайла. В ча­стности, о его левом джебе он говорил, что по ощущениям по силе он больше походил на правый кросс, и именно это видно сейчас по Формену.

В конце раунда Али несколько раз удачно контратакует. На этот раз концовка за ним, но трудно сказать, при­носит ли она ему успех в раунде. Фрезер опять говорит, что раунд равный, и на этот раз с ним трудно не согласиться. В принципе его можно отдать и тому и другому, но лично мне кажется, что пусть с минимальным преимуществом раунд выиграл Формен, так как его атаки в первой половине выглядели чуть более результативными, чем атаки Али во второй.

Комментаторы во главе с Джо Фрезером после второго раунда недоумевают: почему Али не уходит от канатов? Лишь один из них замечает, что он, и не уходя от канатов, умудряется наносить Формену множество ударов, которые рано или поздно на нем скажутся.

Третий раунд. Али удачно контратакует правым кроссом, а через некоторое время повторяет этот удар и нано­сит двойку, опять-таки с акцентом на кроссе. Формен явно чувствует эти удары, но он яростно огрызается и при­мерно за минуту до гонга наносит короткий удар правой, затем очень мощную двойку и, наконец, последний пра­вый кросс, очень сильный. В последний момент Али откидывает голову и как-то амортизирует удар. Во всяком случае, он даже не пошатнулся, но, если так будет продолжаться, раунд он проиграет. Какое-то время кажется, что так оно и будет, но, находясь в центре ринга, Мохаммед неожиданно наносит правый кросс, а затем еще двойку. Фор-мен слегка ошеломлен, но бросается за отступившим в угол Али. Там Мохаммед его встречает еще одной мощной двойкой, а потом еще одной. Звучит гонг. Рефери разнимает противников. Последние атаки приносят Али победу в раунде.

В начале четвертого раунда Али опять, как он уже делал много раз, отступает в угол, а затем наносит пра­вый кросс и еще двойку. Последний удар правой очень сильный, и Формен пошатнулся, впервые за весь бой. Какое-то время Али действует активно, а потом перестает идти на обострение. Похоже, это тактика: Али все время активен в на­чале раунда, потом отдает середину и старается выиграть концовку, что обычно ему удается.

Формен наносит много длинных мощных ударов, которые идут мимо цели. Ближе к концу ему удается неплохой удар справа, на который Али вскоре отвечает своим. Мохаммед опять выиграл раунд. В перерыве один из организато­ров матча, Джон Дейли, говорит фразу, которая впоследствии его прославит: «Потрясающий бой! И по-моему, Али выигрывает в одну калитку. Я думаю, что для победы ему понадобится не больше четырех раундов».

Пятый раунд Али начинает с сильного левого джеба, еще раз показав, какая сила скрыта в этом ударе, но продолжения не следует. Начинается какой-то вялый обмен ударами, не причиняющий особого вреда ни тому, ни дру­гому.

На второй минуте Формен прижимает Али к канатам и начинает бомбардировку в стиле американских «ле­тающих крепостей» времен Второй мировой. Джордж бьет и по голове и по корпусу. В голову Мохаммед пропускает только один или два удара, остальные приходятся по защите или летят мимо цели, но по корпусу Формен страшно при­кладывается множество раз. Создается впечатление, что Али измотан. Комментатор, который явно ждал победы Фор­мена, решает, что вот она и пришла, и кричит: «Формен выигрывает раунд в одну калитку!»

Между тем атака Формена начинает иссякать, он полностью выложился и измотал себя собственными удара­ми. Секунд за 45 до конца раунда Али наносит какую-то как будто пробную двойку. Видимо, результат ему понравил­ся, потому что секунд через десять он переходит в беспрерывную атаку. Он проводит несколько блестящих серий с ак­центом на правом кроссе. Формену удается между делом провести длиннющий левый хук, но Али на него никак не реа­гирует и продолжает атаку, обрушив на голову Джорджа еще множество ударов. Между делом он еще подмигивает ко­му-то в своем углу и снова берется за голову Формена. Гонг звучит под всеобщий рев зала. Заживо похороненный, Али воскрес и задал своему палачу такого жару, что перечеркнул все, чего Джордж добился до этого.

Комментаторы перебивают друг друга. Всех ставит в тупик тактика Али: это стояние у канатов, которого никто не ожидал. И только здесь Джо Фрезер подает голос: «Это старый трюк профессионалов, и Джордж пал его жертвой». Но Фрезера, похоже, не очень слушают. «Когда я с ним дрался...» — начинает Фрезер, но его бесцеремонно прерывают. Фрезер и его бои сейчас никого не интересуют.

В перерыве команда Формена требует натянуть канаты потуже, так как секундантам все еще чемпиона мира ка­жется, что Али использует их на выгоду себе. Увидев это, Анджело Данди принимается орать как сумасшедший, тре­буя, чтобы канаты оставили в покое.

Шестой раунд Формен начинает необычно. Он вспоминает, что когда-то был техничным боксером, прекрасно умевшим пользоваться левым джебом, и несколько раз слегка беспокоит Али этим ударом. Али потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к этой перемене, а потом он раз за разом начинает наносить свой джеб, показывая все­му миру, кто лучший в этом компоненте. От каждого удара голова Джорджа дергается, как тренировочная груша. Зал встречает каждый удар Али одобрительным воплем. Формен прижимает Мохаммеда к канатам и бьет по защите. Его удары вязнут в руках Али, но его это не беспокоит, он делает свое дело, правда безуспешно. В конце раунда Мохам-мед наносит хорошую двойку и добавляет еще. Этого вполне достаточно, чтобы отдать ему раунд. Формен очень измотан.

 

В перерыве один комментатор, предвосхищая события, говорит, что Али, похоже, станет вторым человеком, который сможет вернуть себе титул чемпиона мира в тяжелом весе. Другой начинает описывать тактику Али, его про­стаивание у канатов, которое измотало его противника гораздо больше, чем его самого. Вставляет слово Джо Фрезер, который говорит, что Формен дерется глупо, а Али — умно.

В седьмом раунде Мохаммед явно берет выходной. Формен настолько измотан, что под видом ударов просто пи­хается. Али не делает вообще ничего. Время от времени он наносит один-два удара, но не вкладывается в них. Формен слегка перевел дух и в одном из эпизодов меньше чем за минуту до конца раунда наносит два мощных боковых, кото­рые не достигают цели, а затем неплохой апперкот правой, но Али, как и прежде, не ре­агирует на эту атаку никак. Формен несколько раз наносит удары по корпусу с тем же отсутствием результата, что и раньше. Али иногда лениво контратакует. Гонг. Видно, что Формен устал за этот раунд гораздо больше, чем Али, но он был чуть активнее, и при очень большой симпатии ему можно отдать этот раунд, хотя на самом деле они были равны, а если судить по нанесенному урону, то вообще победил Али.

В общем-то всем, в том числе и комментаторам, ясно, к чему идет дело, но никто не знает, когда наступит ко­нец. Фрезера спрашивают, может ли еще Формен нокаутировать Али одним ударом. Джо отвечает утвердительно, но по интонации слышно, что в такое развитие событий он сам совершенно не верит.

В начале восьмого раунда Али под рев зала наносит несколько левых джебов и правых кроссов. Формен отвеча­ет своими бешеными ударами со всего размаха — и мажет. В какой-то момент Али проваливает его, и Формен всем телом налетает на стойку ринга и ложится на нее, а Али придавливает его сзади.

Чуть позже Формен проводит на удивление неплохую двойку, причем правый кросс по крайней мере выглядит сильным, но, наверно, это уже только видимость. Джордж проводит неплохой правый апперкот и еще несколько пря­мых с обеих рук, а затем достает Али еще каким-то полухуком-полупрямым. Али в ответ внимательно смотрит на него. Формен устал, и его удары опять превращаются в вялые толчки. Один из комментаторов догадывается: «Али позволяет ему наносить больше ударов, чем раньше. Он хочет, чтобы Формен сам измотал себя в атаках». Все правильно, только Джордж, похоже, этого не понимает и, как и в течение всего этого боя, безропотно идет на поводу у Али.

Где-то секунд за двадцать до конца Али, находясь в углу, наносит правый кросс, затем еще один, а с третьим ударом правой легко выворачивает из угла и наносит несколько как будто нащупывающих ударов справа, затем про­водит двойку, тоже вроде бы пробную и тут же добавляет еще одну: сильный левый подготавливает почву, точнее, ми­шень на лице Формена, а потом туда влетает мощный правый кросс с сильнейшим акцентом, который Мохаммед и готовил в течение всей концовки раунда.

Формен, согнувшись, описывает заплетающимися ногами какую-то петлю против часовой стрелки.Али зависа­ет над ним, как орел над жертвой, прежде чем спикировать на нее, но не добивает, хотя имеет на это право. Все-таки не случайно противники его никогда не боялись.

Джордж наконец падает. Он лежит на спине, слегка приподняв голову. Рефери считает. Формен начинает вставать и поднимается на нога как раз тогда, когда рефери завершает счет, но арбитр дает сигнал, что бой закончен. Джордж не возражает и, шатаясь, идет в свой угол. Похоже, он даже не очень соображает, что произошло.

Тем временем Али, согласно правилам, стоявший в нейтральном углу, походкой гладиатора, повергшего всех врагов и завоевавшего свободу, возвращается в свой угол. Его там ждут. Как ждут! И сколько народу! Похоже, туда уст­ремились все, кто был на стадионе, и охрана в касках еле сдерживает их.

Творится что-то невообразимое, не сравнимое даже с тем, что было 10 лет назад в Майами-Бич, когда Касси­ус Клей победил Санни Листона. Тогда этого тоже никто не ожидал. Как ни странно, в двух главных боях своей жиз­ни величайший тяжеловес XX века не казался фаворитом. Более того, большинство считало, что у него в них вообще не было шансов.

Никто не замечает, как с ринга уходит Формен. С ним идут только три или четыре человека. Больше он никому сейчас не нужен. Али уходит в окружении тысяч людей. На пресс-конференции Мохаммед дает душе оторваться, требуя, чтобы журналисты, дававшие свои прогнозы на этот матч, в котором ему отводили роль жертвенного барана, при­знали свои ошибки. Точно так же он делал и после первого боя с Листоном. Смущенно посмотрев друг на друга, представители прессы начинают каяться, как и десять лет назад, но только теперь все-таки гораздо более охотно. Али снова чемпион, и в этот момент кажется, что навсегда.

После того как улегся шок, вызванный победой Мохамме-да, все бросились объяснять, как же такое могло про­изойти, как же вышло, что все так обмишурились. Сейчас бывает очень забавно читать эти откровения, особенно если перед этим посмотреть сам бой. Возникает вопрос: о каком же бое пишут все эти эксперты? Все дело в том, что они не столько пытались описать сам поединок, сколько оправдать свои прогнозы и вольно или невольно подтягивали описа­ние под свой прогноз. Нэт Фляйшер, главный редактор и издатель журнала «The Ring», писал, что Али проиграл пер­вых два раунда и вообще его тактика себя очень часто не оправдывала. В целом же из семи раундов Фляй-шер отдал Формену четыре, а Али — три. Нетрудно догадаться, какой прогноз давал он перед боем.

Самое же точное описание боя, со всеми нужными акцентами и всей его психологической подоплекой дал Нор­ман Мей-лер, которого, по-моему, именно за это многое спортивные обозреватели навсегда невзлюбили.

Мохаммед Али — император Америки

Вся история Али после боя с Форменом — это, в сущности, история поклонения, в которой сами бои, кроме од-ного-един-ственного, играют очень небольшую роль. Все, что он делал, вызывало восхищение. Десять лет назад Мохаммед Али несколько опережал свое время, что вызывало естественное непонимание современников. Теперь время, в значительной степени созданное им самим, его догнало.

В самом деле, 70-е годы, со многими их положительными и отрицательными чертами, были детищем Али и других ярких общественных фигур того времени. Чемпион мира, отлученный от ринга в 1967-м, он стал культовой фигу­рой в борьбе за права негров и за несколько лет выполнил работу, которую за него никто не смог бы выполнить и за десятилетие. Конечно, он был не один, но и эта борьба была бы без него совсем другой, куда более долгой и куда менее блестящей. Он был всюду, он смотрел на вас со всех сторон и наглядно показывал: негр может быть не только самым сильным, но еще и самым умным. Его гениальное умение обращать все в свою пользу вызывало откровенную зависть даже у политиков и адвокатов. Али, как никто другой, примирил традиционалистов, составляющих костяк американ­ского общества, с переменами, с новой реальностью, в которой негры перестали смотреть на белых снизу вверх.

Самое любопытное, что Али в пылу своей борьбы за равноправие негров не заметил, как стал своим для белой Америки, и не только Америки. Один из его многочисленных биографов, прекрасный журналист Томас Хаузер приводит фантастический эпизод, имевший место уже в 90-х годах. Он вместе с Али приехал в Лондон на презентацию своей книги о нем. В то время когда Мохаммед ставил автографы на книги, с которыми к нему подходили, одна женщина по­смотрела сначала на Али, потом на Хаузера и спросила его: «Вы сын Али?» «Нет, мэм», — ответил Хаузер. «Да? — раз­очарованно сказала женщина. — А вы очень на него похожи».

Свою реакцию на этот эпизод лучше всего описал сам Хаузер: «Поначалу я подумал, что она не в своем уме. В конце концов, я белый и всего на четыре года моложе Али. Но потом мне пришло в голову, что это был еще один пример того, как люди становятся дальтониками и перестают различать цвет кожи, когда дело доходит до Али. И разумеется, это высочайший комплимент, если кто-нибудь скажет тебе, что ты похож на Али».

Могли кто-то представить себе что-то подобное в 1964 году? А в своей стране еще в 70-е Али стал живым вопло­щением несгибаемого американского духа и национальным символом куда большим, чем статуя Свободы и все прези­денты, которые при нем правили Америкой, вместе взятые. И остается им по сей день.

Свой второй титул Али защитил 10 раз, но, как уже говорилось, только один из этих боев занял место в исто­рии.

Первым противником Мохаммеда после Формена стал Чак Уэпнер. Али сам сделал этот бой примечательным, главным образом тем, что не воспринял Уэпнера всерьез и забыл толком потренироваться. Чак, боксер весьма среднего таланта, прыгнул выше головы и показал совершенно героический характер. В девятом раунде он послал Али в нокда­ун и вернулся в свой угол, говоря своему тренеру: «Поедем в банк за деньгами. Мы миллионеры». Он полагал, что Али не встанет с пола. Но тренер ответил ему: «Ты лучше обернись назад. Он встал и зол как черт». Этот бой, кстати, вдохно­вил малоизвестного тогда Сильвестра Сталлоне на постановку прославившего его первого «Рокки». Однако в реаль­ности все было не совеем так. Судьи не выносили несправедливого решения. Уэпнер бой проигрывал, а в пятнадца­том раунде за 19 секунд до финального гонга попал в нокдаун. К тому моменту кровь лилась ручьями из ран вокруг глаз, и рефери остановил встречу.

Затем Али в одиннадцатом раунде нокаутировал мужественного и добродушного Рона Лайла, который был и остался по сей день его поклонником. Потом наступил черед старого знакомого, британского венгра Джо Багнера, ко­торый, как и в их первой встрече, сумел продержаться до финального гонга. Все эти бои стали событиями, потому что в них принимал участие Мохаммед Али, но о них в скором времени забыли, так как ни один из этих соперников не имел реального шанса его победить, чего никак нельзя сказать о его следующем противнике — Джо Фрезере.

В третий, и последний, раз они встретились на ринге 1 октября 1975 года в Маниле, но можно сказать, что на самом деле бой начался задолго до этого дня.

История вышла некрасивая, и надо было совсем ослепнуть of любви к Али, чтобы найти для него какие-то оп­равдания, но большинство американцев тогда именно так к нему и относилось. Он был героем и имел право на все. По­бедив Формена, он завоевал сердца большинства своих соотечественников навсегда, потому что героя почти невоз­можно ненавидеть и очень трудно не любить. Гораздо легче и естественнее его обожать, что почти все и делали.

Мохаммед начал артподготовку задолго до сражения. Он не нашел ничего лучше, чем срифмовать три слова: «триллер» (thriller), в его просторечном произношении «трилла» (thrilla), Манила и горилла. Нетрудно догадаться, что сам поединок он назвал Thrilla in Manila, под этим названием он и вошел в историю бокса, а самого Фрезера окрестил гориллой. Более того, он завел маленькую резиновую куклу обезьяны, с которой всюду появлялся и которую, на ра­дость публике, доставал из кармана и колошматил, приговаривая что-то вроде: «Ну давай, горилла, устроим триллер в Маниле». И все это продолжалось не один день и даже не одну неделю. Стоит ли удивляться, что Фрезер никогда его не простил и отказывается фотографироваться вместе с ним по сей день, когда они оказываются на одних и тех же боксерских тусовках.

Позже Али много раз говорил, что в этом не было ничего личного и он просто занимался раскруткой боя. В своей автобиографии и в бесчисленных интервью, которые он дал за годы, прошедшие с того боя, он всегда говорит о Фрезере с огромным уважением и называет его лучшим боксером из всех, с кем он когда-либо встречался, но вместе с тем он по-прежнему иногда не может удержаться от едкой шуточки в его адрес. Однако все, что он говорит сейчас, не имеет для Джо уже никакого значения. Для него важно только то, что трижды, в 1971, 1974 и 1975 годах, и особенно в последний раз, Мохаммед Али перед всем миром выставлял его идиотом, и мир ему верил. Просто не мог не пове­рить. Али тогда загипнотизировал весь мир, не говоря уж об Америке. Французы начала XIX века тоже прощали Напо­леону что угодно, он был их императором, и он принес им небывалую славу, а Америка 70-х годов XX века все прощала Мохаммеду Али, потому что он был ее императором и, сам того не зная, стал символом ее мощи, вместе с баллистиче­скими ракетами, стратегической авиацией и авианосцами. Но до 1 октября 1975 года был один человек, который все это ставил под сомнение, и, не разобравшись с ним, Али не смог бы долго оставаться на вершине. Мохаммед и не ук­лонялся от этой встречи. Это было не в его характере. Наполеон ведь тоже не бегал от своих многочисленных противни­ков. Он сам их искал.

Этот бой чаще любого другого называют самым великим в истории бокса. Такое утверждение нельзя ни дока­зать, ни опровергнуть. Но в любом случае он заслуживает подробного описания.

Бой начался с очередной хохмы Али. На ринг вынесли специальный приз президента Филиппин Маркоса, до­вольно помпезное не то золотое, не то позолоченное сооружение. После боя его собирались вручить победителю. Но Али, улыбаясь, под хохот зала, ни слова не говоря, сразу же утащил его в свой угол. Приз, конечно, забрали, но публику в зале Мохаммед уже завоевал. Дуракаваляние Али скрасило последние минуты ожидания, которые без этого стали бы просто невыносимыми.

Первый раунд. Фрезер всегда достаточно плохо начинал бой и обычно проигрывал первый раунд. Не форсирует он события и сейчас. Сразу становится ясно, что он совершенно точно знает, что будет делать в этой встрече. Сильно усту­пая Али в росте, он решает стать еще ниже, став в низкую стойку, так называемый крауч, тем самым в значительной сте­пени нейтрализуя действия джеба Али. Однако Мохаммед, так же решивший никуда не торопиться, время от времени все же находит бреши в защите Фрезера. Ему удается пара неплохих двоек и еще несколько разовых ударов. Фрезер отве­чает не слишком убедительными атаками по корпусу. Раунд за Али.

Второй раунд. Первая половина проходит довольно вяло. У Фрезера атака не получается, а Али как будто про­сто ленится. Время от времени Али вытягивает левую руку, тычет ею в лицо Фрезеру и просто держит его на вытянутой руке. Джо не понимает, зачем он это делает, но Мохаммед вскоре ему разъясняет: в очередной раз вытянув левую руку и закрыв ему обзор, Али неожиданно сильно бьет справа. Фрезер даже слегка присел от этого удара. Али продолжает атаковать, наносит двойку, еще несколько правых кроссов и еще одну серию. Между его атаками Фрезеру удается не­сколько раз сблизиться. Он атакует почти исключительно по корпусу, и не похоже, чтобы его удары наносили Али какой-то вред. Однако в конце раунда Джо прижимает Али к канатам и проводит очень неплохой левый хук, который Али явно почувствовал. Ему удается уйти от канатов, и в заключительные секунды Мохаммед наносит пару очень ост­рых джебов. Раунд за Али.

Третий раунд. Начинается вяло. Али временами просто держит Фрезера на вытянутой руке, а Джо как-то не слишком настойчиво пытается разорвать дистанцию. Неожиданно Мохаммед наносит левый апперкот в челюсть, а спустя несколько секунд еще один, после чего следует серия, неплохая сама по себе, но ей не хватает остроты. Фрезер на все это отвечает также не слишком сильным левым хуком. В начале второй минуты Фрезер прижимает Али к канатам, и то, что следует дальше, разительно напоминает бой Али — Формен. Фрезер охаживает корпус Али, а тот в ответ что-то постоянно шепчет ему на ухо. Видя не очень большую результативность своих действий, Джо пару раз отходит от Али, но тот тут же манит его к себе руками, что вызывает хохот зала. Секунд за сорок до конца Али взрывается атакой. Уда­ров много, но в них не хватает акцента. Фрезер тоже пытается не остаться в долгу, и пара его ударов достигает цели. Рав­ный раунд, в зависимости от того, какой бокс вам больше нравится. Победу можно отдать и тому, и другому.

Четвертый раунд. На этот раз все начинается с первых же секунд. Завязывается обмен ударами, который Али легко выигрывает с большим преимуществом, но видно, что удар левой по печени он выдержал не без труда. Фрезер прижимает его к канатам, но здесь действует не как Формен, а гораздо изобретательнее. Он не ставит себе цель не­медленно свалить противника, поэтому его удары коротки и не столь сильны, но создается впечатление, что Али к чет­вертому раунду устал от них больше, чем во встрече с Форменом к восьмому. Постояв у канатов, Али взрывается результа­тивной серией, после чего Фрезер снова прижимает его к канатам и явно непреднамеренно наносит сильный удар значительно ниже пояса, за что получает замечание рефери. В конце раунда снова завязывается обмен ударами примерно с тем же результатом. Али попадает гораздо больше и чаще, но, судя по его выражению лица, редкие удары Фрезера по корпусу сильно ему досаждают. Тем не менее раунд, бесспорно, за Али.

Пятый раунд. Перед началом Али дирижирует публикой, скандирующей его имя, но сам раунд начинается для него неважно. Фрезер всаживает не очень заметный, но, судя по выражению лица Али, очень ощутимый удар по печени. Али наносит двойку в голову, но Фрезер идет вперед и проводит неплохой левый хук. Мохаммед отвечает не­сколькими ударами, но в них нет акцента, и уже видно, что удары Фрезера по корпусу сделали свое дело: он устал, по крайней мере на этот раунд. Джо тем временем прижимает его к канатам, проводит серию по корпусу, в том числе два уда­ра по печени, и опять по лицу Али видно, что ему очень больно. Завершив комбинацию, Фрезер выходит из угла, но Али, на радость публике, опять жестами зовет его обратно. Джо делает такое одолжение, и вскоре наносит два мощных левых хука, Мохаммед отвечает несколькими ударами, но они явно слабоваты. В самом конце Фрезер проводит еще один левый хук. Безусловно, этот раунд за Фрезером.

Шестой раунд. В начале Фрезер проводит сильный левый хук. Али отвечает серией несильных ударов, кото­рые, с одной стороны, показывают, что он потрясен, а с другой — не могут принести Джо никакого вреда. Чувствуя слабость Али, Фрезер идет вперед и наносит еще один сильнейший левый хук, который, как и первый, многократно превышает мощь всех ударов Али в этом раунде по «тоннажу». Позже, прижав Мохаммеда к канатам, Джо наносит еще один левый хук посреди еще одной неуверенной серии Али. В результате — Али еще раз потрясен, а Фрезер, в пылу атаки приоткрывший рот, теряет капу от несильного ответного удара. Фрезер продолжает атаковать, проводит очеред­ной левый хук, пропускает очередную несильную серию Али и снова бьет слева. В самом конце раунда Джо загоняет Мохаммеда в угол и там обрушивает на него очередную серию. Чувствуется, что он устал, но его удары по-прежнему сильны. Еще один раунд за Фрезером. Создается впечатление, что он выравнивает положение.

Седьмой раунд. Али, похоже, полностью восстановился в перерыве. Он с легкостью «танцует назад», как в мо­лодости, и наносит несколько острых ударов Фрезеру. Тот улучает момент у канатов и проводит сильный правый кросс в голову, кажется первый за весь бой. Али через некоторое время наносит джеб и еще двойку. Фрезер бьет левой в кор­пус и переводом в голову, но не очень сильно. Мохаммед наносит тройку из двух прямых и левого хука. Последнего удара Фрезер и не ожидал и не видел. Как говорится по-английски, его накормили его собственным лекарством. Чув­ствуя его слабость, Али наносит еще несколько ударов. Фрезер в очередной раз прижимает его к канатам и бьет по кор­пусу. Али сначала отвечает несколько усталой серией, потом проводит пару неплохих двоек и еще левый хук. Фрезер бьет по печени, но попадает немного ниже пояса. Концовка получается у Али несколько смятой, Джо проводит два-три не очень сильных удара, которые приходятся по защите и вскользь, но в этой суматохе Мохаммед проводит за не­сколько секунд до гонга отличную комбинацию. Он, стоя у канатов, выдергивает Фрезера на себя и наносит очень сильный правый апперкот, которого Джо опять и не видел и не ожидал. Али возвращает себе инициативу. Раунд за ним.

Восьмой раунд. С самого начала он проходит по одной и той же схеме, с маленькими вариациями, которая повто­ряется множество раз. Али проводит отличную серию, Фрезер отвечает левым хуком, Али — снова серию, Фрезер — снова левый хук, Али — еще одну серию, заканчивающуюся двумя левыми хуками подряд, которые потрясают Фрезера. После паузы Али снова проводит серию, и снова Фрезер отвечает левым хуком. Затем Мохаммед проводит самую длинную серию за раунд. Потрясенный Джо в ответ со второй попытки все-таки проводит длинный левый хук, но он так устал, что, вместо того чтобы продолжить атаку, как делал раньше, начинает впервые в этом бою прикрываться. Отдохнув, Джо прижимает чемпиона к канатам и проводит много ударов, главным образом по корпусу, получая в от­вет значительно меньше. Атаки Фрезера не так сильны, но он близок к тому, чтобы выровнять раунд. Али проводит еще одну серию. Фрезер проводит еще один левый хук. Последние секунды проходят в суете у канатов, но Джо явно удается в ней несколько раз достать Али. В целом за раунд Фрезер пропустил намного больше, но концовка за ним. Равный раунд.

Девятый раунд. Али начинает с усталой двойки, затем бьет неплохой правый кросс навстречу. Фрезер в очеред­ной раз пытается все решить одним ударом, но его длиннющий левый хук пролетает далеко от головы Али. В суете Мо-хаммед между делом всаживает свой левый хук — не такой сильный, но чувствительный. Фрезер бьет левой значительно ниже пояса и переводом в голову по защите. Рефери не делает ему замечание, хотя в последнее время Джо все чаще по­падает «южнее границы». Вскоре Фрезер загоняет Али в угол, сил атаковать уже не осталось, и он просто пихается. Возникает пауза, в которой оба переводят дух. Переходят ринг и оказываются снова в углу. Фрезер проводит несколь­ко ударов по корпусу, а чуть позже еще левый боковой в голову и правой по корпусу, не очень чисто, но сильно, и Мохаммеду явно досталось. Он выходит из угла и бьет несколько джебов на отходе. Обход углов продолжается. Али снова прижат. Фрезер бьет, Али отвечает лишь одним-двумя ударами. В целом раунд равный, но Фрезер чуть лучше вы­глядит в конце, что и приносит ему победу.

Десятый раунд. Али проводит несколько ударов, лучший из которых правый кросс навстречу, затем следуют еще три—четыре кросса. Фрезер бьет в ответ, но попадает главным образом по защите. Али проводит отличный левый хук. Кстати, бывает очень смешно читать, что у него в арсенале не было этого удара. Хочется спросить, видели ли ав­торы хотя бы бой с Фрезером? Али проводит еще пару кроссов, последний очень сильный. Мохаммед обманывает Фрезера: финтит правой и бьет слева. Затем следует еще серия. Еще серия. Фрезер слегка пошатнулся. Последние 30 секунд проходят примерно в равном обмене ударами в углу. Раунд за Али.

Одиннадцатый раунд. За первые 45 секунд раунда Али точно попадает в Фрезера раз 10, а то и больше, на что Джо отвечает лишь одним или двумя более-менее точными ударами. В какой-то момент Али, к удивлению публики и комментаторов, прижимает Фрезера к канатам. Далее соотношение ударов чуть улучшается в пользу Джо, но перевес остается за Али. Где-то в середине раунда Фрезер запирает Али в углу и несколько раз попадает. Самый сильный удар Джо, как ни странно, правый хук в голову, которым он пользуется очень редко. Фрезер бьет еще и снова попада­ет, хотя удары у него уже явно не те, что в начале боя. Тем не менее, если так продолжится, то он сравняет раунд, а если выиграет концовку, то судьи могут отдать ему и победу в нем. Как и в последние полминуты предыдущего раунда, завя­зывается обмен ударами, но ведет в нем на этот раз все-таки Али с соотношением примерно 2 к 1 или, по крайней ме­ре, 3 к 2, что в сочетании с блестящим началом раунда приносит ему победу.

Двенадцатый раунд. Али снова начинает с длинной серии, и все удары ложатся в цель. Фрезер находит силы ответить левым по печени, но он явно потрясен. В углу завязывается возня, возникает пауза. Джо прижимает Али к канатам, но у него не осталось сил на атаку, и Али атакует сам с обеих рук, после чего снова завязывается затяжная возня, в которой оба изредка примерно поровну наносят не очень сильные удары. Кажется, что Фрезер начинает сда­вать. У него изо рта идет кровь. Али проводит левый хук, а затем правый кросс. Еще кросс. Еще хук. Фрезер невнятно отвечает. Последняя атака за Али. Раунд с большим преимуществом за ним.

Тринадцатый раунд. Оба начинают резво, но бьют мало. Первый серьезный удар принадлежит Али — правый кросс навстречу почти через минуту после начала раунда. Фрезер бьет, прижав Али к канатам, главным образом по защите. К тому же ударам его уже явно не хватает силы. Али выходит из угла, наносит двойку. От правого кросса у Фрезера изо рта вылетает капа. По ее горизонтальной траектории полета можно догадаться о силе удара Мохаммеда. Зал ревет. Еще двойка Али. Правый кросс и левый хук — снова Али. Еще несколько ударов чемпиона, на которые Фрезер отвечает одним, выброшенным из последних сил. Семь ударов Али. Один — Фрезера. Еще семь ударов Али, и опять только один удар Фрезера, совсем слабый, в ответ. Зал скандирует: «Али». После очередного кросса Фрезер пошатнулся. Еще не­сколько ударов Али. Он поскальзывается, стоя в углу, — в перерыве секунданты налили на пол слишком много во­ды. Рефери на секунду останавливает встречу. Бой возобновляется. Еще серия Али, и усталый удар Фрезера в ответ. Еще серия Али. Прижав Мохаммеда к канатам, Фрезер умудряется провести два боковых слева и справа, которых Али не ожидал, считая, что противник уже совсем выдохся, однако особого вреда они ему не приносят. Почти одно­временно с гонгом Фрезеру удается провести еще один левый хук, но это уже совсем не тот удар, хотя и непонятно, как он сохранил силы после всей этой бомбардировки. Раунд за Али с большим преимуществом.

Четырнадцатый раунд. У Фрезера рассечение под глазом, но это не самое страшное. Главное, что глаза у него почти закрылись от бесчисленных ударов Али. Раунд начинается с клинча, на выходе из которого Али наносит мощный правый кросс. Небольшая пауза. Али проводит двойку. Фрезер прижимает его к канатам и пытается нанести удары по корпусу, но делает это не так, как обычно, — короткими и мощными движениями, а так, как это делал Формен в Кин-шансе, — длинными загребущими хуками, но и в них силы уже нет. Али проводит довольно вялую серию, но Фрезер чувствует ее всем телом. Мохаммед проводит отличную двойку, затем еще одну. Он отступает к канатам и снова контратакует еще одной двойкой. Продолжает бить Фрезера, стоя у канатов, затем начинает надвигаться на него, и Фрезер отступает! Удары Али даже трудно сосчитать. Все ложатся в цель. Как минимум дважды Фрезер пошатнулся. Еще десяток ударов Али с обеих рук. Конец явно близок. Джо не может даже защищаться, не то что отвечать. Из послед­них сил пытается провести отчаянный левый хук на скачке, но он пролетает мимо: Али без труда вовремя убирает голо­ву. С этим ударом улетучиваются и последние надежды Фрезера на успех. Похоже, с ним его покинули последние си­лы. Али бьет снова и снова. Мохаммед проводит ударов десять. Фрезер все принимает на себя. Непонятно только одно — каким чудом он все еще держится на ногах. После правого кросса Фрезера снова шатает. Он идет в клинч, и здесь звучит гонг.

Боксеры расходятся по углам.Оба беспредельно измотаны, но уже ни у кого нет сомнений, кто одержит победу в этой встрече. В угол к Фрезеру приходит врач. Там творится что-то не совсем понятное. Точнее, понятное, но зрителям как-то не хочется верить, что пятнадцатого раунда не будет. Тем не менее, так оно и есть. Бой остановлен. Фрезер не мо­жет его продолжать. Так решили его секунданты. Потом будут говорить, что Фрезер рвался изо всех сил, но на видеоза­писи этого нет. Он просто обреченно смотрит на все, что происходит вокруг. Он отдал все силы, но этого оказалось не­достаточно.

Все секунданты и друзья Али бросаются обнимать его, но они, похоже, не понимают, как мало сил у него ос­талось, и сообща добиваются того, чего так и не смог добиться Джо Фрезер: заваливают его на пол.

Али встает. Он принимает поздравления и в микрофон передает поздравления всем, но особенно американ­ским мусульманам, говорит, что в десятом раунде был очень удивлен выносливостью Фрезера, что Джо — величай­ший боец в мире, разумеется после него, как обычно, хвалит себя, потом принимает приз от президента Филиппин Маркоса, тот самый, который перед боем так бесцеремонно утащил к себе в угол. Все тонет в криках. Великий бой уже принадлежит истории.

На пресс-конференцию смог прийти только Али. Никогда он не был менее величествен, менее красив, нико­гда в нем не было так мало напускного. Еле ворочая языком, он сказал: «Это было как смерть. Я никогда не был ближе к смерти».

В это время его соперник в больнице кричал вошедшему: «Включите свет! Включите свет! — Свет был вклю­чен, он просто не мог открыть даже один глаз. — Я наносил ему удары, которые пробили бы крепостные стены, — стонал Фрезер. — Боже! Боже! Он великий чемпион!»

Только сильнейшее потрясение могло заставить Фрезера сказать что-то хорошее об Али. Он не простил его до сих пор. Не за поражения, а за оскорбления. Даже сейчас, когда Мохаммед стал фактически калекой, Фрезер не упус­кает возможности сказать что-то едкое о нем. Правда, когда Джо позволяет себе сказать что-нибудь нелицеприятное в глаза Али, он остается в дураках. Пускай язык Али сейчас ворочается куда медленнее, чем раньше, но припечатать он им по-прежнему может кого угодно. Когда Фрезер увидел где-то Али вместе с сыном, он не преминул сказать погром­че, чтобы услышали представители прессы: «Что-то его сынок больно похож на меня!» Али среагировал тут же: «Не называй моего сына уродом!» Все засмеялись: Фрезера снова побили. Тем не менее теперь пышущий здоровьем Фре­зер, глядя на развалину, в которую превратился его победитель, наверняка чувствует себя отомщенным.

Тогда, в 1975 году, весь мир задохнулся, не зная, как выразить Али свое восхищение. Это был пик его славы, и это было начало его конца как боксера: известно, что с вершины любой путь ведет вниз. Али выбрал самый долгий из них, но в результате его жизнь на ринге закончилась так же, как у всех других чемпионов мира в тяжелом весе, кроме Джина Танни и Рокки Марчиано.

Али больше никогда уже не был прежним, и если бы он покинул ринг в тот момент, как одно время и собирал­ся, вряд ли его слава была бы большей. Ему исполнилось не слишком много лет — всего 33 года, но позади были уже де­сятки боев, две встречи с Листоном, три с Фрезером, одна с Форменом. Такие поединки называют войнами, так как по накалу страстей они вмещают в себя целую жизнь. А ведь за спиной еще более чем трехлетняя борьба за право вернуться на ринг, которая отняла больше сил, чем десяток боев. Мохаммед слишком долго жил на пределе физических и психи­ческих возможностей. Но он не был бы собой, если бы покинул бокс тогда.

Он защитил свой титул еще шесть раз. Ни об одном из этих боев говорить не хочется, да и не нужно. Дважды, во встречах с Кеном Нортоном и с талантливым боксером Джимми Янгом, победы присуждали не столько самому Али, сколько его имени. Может быть, он действительно выиграл эти бои, но на ринге уже была только тень Мохаммеда.

 

Дважды он дрался с откровенно слабыми соперниками, Жаном-Пьером Купманом и Ричардом Данном, которых нокау­тировал в пятом раунде. Были еще две довольно блеклые победы над Альфредо Эвангелистой и Эрни Шейверсом. По­следний предположительно обладал самым сильным разовым ударом в истории бокса. Говорили, что он бил даже силь­нее, чем Форман, но этим его достоинства как боксера почти и исчерпывались.

Четко, как никогда раньше, обозначилось все, что отобрало у Али время: руки начали терять свою фантастиче­скую скорость. Ухудшилась реакция, ему стало очень тяжело набирать форму. Между боями он прибавлял в весе 15—20 кг. Но Али всего этого не видел или не хотел видеть, что в данном случае одно и тоже.

«Али стал одним из чудес света, — писал журнал «Sports Illustrated», — странствующим театром, который необходимо увидеть, иначе вы можете пропустить представление навсегда». Но тот же журнал писал: «Али находится на тонкой грани, которая лежит между величайшим талантом, магической фигурой и невозможным занудой. Его слишком много показывали, его клоунада приелась...» Последние слова прозвучали после весьма странного поступка Али. Он решил встретиться на ринге с Антонио Иноки, профессиональным борцом. Иноки был здоровенным парнем, неплохо владевшим не только борцовскими приемами, но и ударами карате, особенно ногами. Поэтому об этом по­единке часто говорят как о встрече Али с каратистом. Это неверно, так как, по согласованным правилам поединка, Иноки было запрещено наносить удары как руками, так и ногами. Конечно, при таких условиях, учитывая еще, что и борцом он был больше показушным, у него не было ни одного шанса на победу. Он и не пытался ничего сделать, а про­сто, ползая на спине, пинал Али в ногу. Еще немного — и бой могли бы остановить из-за рассечения колена. Провести этот прием Иноки удалось раз 60. Али ответил на это шестью ударами, нанесенными в те несколько секунд на протя­жении всего боя, когда Иноки вставал на ноги. Из всех до цели дошли только два достаточно безобидных джеба. Тем не менее Али получил за бой шесть миллионов — по миллиону за удар, а Иноки — два миллиона, но зрители с полным на то основанием решили, что их надули.

Кстати, по не совсем понятным причинам, в нашей спортивной литературе этот бой часто относят к тому периоду, когда Али уже не был чемпионом, — примерно к 1981 году. На самом деле он состоялся 24 июня 1976 года.

В 1977 году в команде Али назрел кризис. Доктор Ферди Пачеко, тот самый, который чуть ли не единствен­ный в Америке в 1964 году поверил, что молодой нахал по имени Кассиус Клей победит Листона, в ультимативной фор­ме потребовал теперь от него покинуть ринг, иначе он как врач ни за что не отвечает. Али не любил ссориться с друзь­ями и попытался отшутиться. Тогда Пачеко оставил его команду. Ферди любил Али как сына и именно поэтому, по его собственным словам, не хотел участвовать в его самоуничтожении. Пройдет совсем немного лет — и всем станет ясно, что Пачеко имел в виду. Пока же все увидели то, что давно назревало, но, когда наконец произошло, стало неожи­данностью и сенсацией — Али проиграл. И кому!

Интермеццо Леона Спинкса

Леон Спинке родился в 1953 году в Сент-Луисе, штат Монтана. В 1976 году вместе со своим младшим братом Майклом он вошел в олимпийскую сборную. В Монреале братья Спинк-сы выстрелили дуплетом: оба стали олимпий­скими чемпионами: Леон — в полутяжелом весе, а Майкл — во втором среднем. Разумеется, сразу после Олимпиады оба перешли в профессионалы. Далее Леон стал автором одной из самых громких сенсаций в истории бокса.

За 1977 год он провел семь боев на профессиональном ринге — шесть выиграл, пять нокаутом, а седьмой свел вничью. 15 февраля 1978 года он вышел на ринг против Мохаммеда Али. Нужен был авторитет Али, чтобы его не под­няли на смех за то, что он выбрал в соперники парня, который проводил свой восьмой профессиональный бой.

Дальше случилось то, на что полмира смотрело разинув рот. Али был абсолютно не подготовлен. Он даже толком не согнал вес, а Спинке, увидев, что перед ним не живая легенда, а утомленный, пожилой боксер, прыгнул выше голо­вы. Он не давал Али спуску нигде. Когда Мохаммед уже не из тактических соображений, а от усталости попытался иг­рать с ним на канатах в ту же игру, что с Форменом, Леон налетел на него как коршун и стал пулеметными очередями наносить обводящие удары по почкам. Али и его болельщики надеялись на финишный спурт, но сил на него не оста­лось. В результате после 15 раундов судьи отдали победу Спинксу.

Матч-реванш состоялся 15 сентября 1978 года. На этот раз они поменялись ролями. Неподготовлен был Спин­ке, не устоявший перед соблазнами, которые в изобилии обрушились на него, когда он стал чемпионом мира, а Али, наоборот, выжал из своего тела все, что было можно. Бой получился откровенно скучным. Али уверенно, но без всякого блеска переиграл своего малоопытного соперника. По мнению экспертов и двух судей из трех, из 15 раундов он выиг­рал 10, один свел вничью и четыре проиграл. Третий судья отдал ничейный раунд Али.

Таким образом, Мохаммед впервые в истории стал трехкратным чемпионом мира в тяжелом весе. Достижение это тогда широко разрекламировали, и как-то неудобно было говорить, что гораздо престижнее было бы остаться дву­кратным чемпионом, но не проигрывать Леону Спинксу, который, строго говоря, и тяжеловесом-то настоящим не был. В самом деле, при росте 187 см он весил 89 кг и перевешивал тогдашний лимит первого тяжелого веса, 195 фун­тов — 88,5 кг, всего на один фунт. Как боксер он тоже не представлял ничего особенного. Ну неплохо бил, довольно бы­стро двигался, но всего этого убийственно мало, чтобы завоевать самый престижный титул в мировом спорте. И все же он это сделал. Однако не понял, что с ним произошло чудо, которое больше никогда не повторится.

В июне 1979 года, будучи опять совершенно не подготовлен и не настроен на бой, он проиграл нокаутом в пер­вом раунде южноафриканцу Джерри Коутзее. Придя в себя, в 1980 году Спинке провел четыре боя, три из которых вы­играл, а один закончил вничью. 12 июня 1981 года он встретился с новым чемпионом (по версии \¥ВС) Лэрри Холмсом, очень хорошим боксером, о котором речь пойдет ниже. Здесь Спинке все-таки сумел совершить маленькое чудо — в первом раунде он послал Холмса в нокдаун, но все очень быстро стало на свои места — и в третьем раунде Лэрри рас­считался с ним нокаутом.

Дальнейшее печально. Спинке снова и снова пытался вернуться туда, куда вернуться не мог. Осознав, что в тя­желом весе ему ловить нечего, какое-то время выступал в первом тяжелом, но и здесь его раз за разом били далеко не выдающиеся боксеры, хотя время от времени он и одерживал победы. Потом ему стало трудно делать лимит первого тяжелого веса, и он снова перебазировался в тяжелый. Нужно ли говорить, во что это вылилось. Свою карьеру он закончил только в 1995 году с 26 победами (из них 14 нокаутом), 17 поражениями и 3 ничьими. Но о его скромном послужном списке никто не помнит. В историю он вошел как человек, как-то раз побивший самого Мохаммеда Али. Судьба обошлась с ним как шальная кинозвезда, которая вдруг по прихоти вышла замуж за своего шофера, а через пол­года выставила его за дверь, дав еще на прощанье хорошего пинка, от которого он упал носом в пыль. Он встал, от­ряхнулся и несколько лет ломился в дверь, откуда его так бесцеремонно вытолкали. Но дверь ему так больше никогда и не открыли. Прав оказался Танни Хунсакер, первый противник Али на профессиональном ринге, который ска­зал о Леоне Спинксе: «Этот парень не имел никакого права быть чемпионом мира».

 

Мохаммед Али: жизнь после жизни

Весной 1979 года Али объявил, что покидает ринг, но в следующем году снова вернулся. Боксеры, как и балери­ны, не умеют уходить вовремя. Он хотел встретиться с Лэрри Холмсом,

своим бывшим спарринг-партнером, ставшим чемпионом мира. Холмс хорошо усвоил уроки Али. Это был прекрасный боксер, хороший тактик с неплохим ударом. Он находился в оптимальном для профессионала-тяжеловеса возрасте, 30 лет, когда уже пришла настоящая выносливость, а силы еще как молодые.

В Али верил только он сам. Экс-чемпион мира Флойд Пат-терсон известен тем, что говорит очень редко, но метко. По поводу возвращения Мохаммеда он выдал следующий комментарий: «Али так промывает себе мозги, что на­чинает верить, что может что-то сделать, и обычно он это делает. Но нельзя так промыть себе мозги, будто станешь снова молодым».

Ему вторил и Холмс: «Не продавай свою гордость за деньги. Дай своим детям возможность гордиться тобой, потому что им есть чем гордиться. Их отец — самый великий боец, который когда-либо жил». Доктор Пачеко пред­сказывал кошмар.

Почти 20 лет, глядя на Али, люди убеждались, что невозможное возможно, что, пока ты жив, остается наде­жда на победу, и в конце концов публика полюбила его таким, каким он был: крикун, хвастун, зазнайка, временами хам, но вместе с тем богатырь духа и тела, порядочный человек и благородный соперник. И вот теперь этот герой с теми же шутками и прибаутками шел на плаху. Героя любят, когда он идет на подвиг, но больше всего его любят, когда он идет на собственную казнь. Поэтому сейчас Али любили больше всего. Все понимали, что шансы на победу у него та­кие же, как у осужденного на казнь против палача.

Бой состоялся 2 октября 1980 года в Лас-Вегасе. Незадолго до выхода на ринг Али заснул, чем показал, что с нер­вами у него полный порядок. Когда он вышел на ринг, многим показалось, что этому кудеснику все-таки удалось повер­нуть время вспять: он выглядел поразительно молодым. Но это была лишь видимость. Мохаммед слишком быстро сбросил вес — и этим ослабил себя. Кроме того, он закрасил седину в волосах, но так моложе не станешь.

Прошел только один раунд, а все уже было ясно. «У меня ничего не осталось. Ничего. Я знал, что это безна­дежно. Все, о чем я мог думать, это что впереди еще 14 раундов!» — сказал Али после боя.

Знаменитый джеб превратился в усталый толчок, правая рука была лучше, но этого было мало, мало, мало... Несколько раз он сумел достать Холмса правым кроссом, но тот только встряхивал головой и снова бросался в атаку. В девятом раунде Али дважды, отпрянув от Холмса, сгибался пополам и закрывал лицо руками. Это была не глухая защита, а жест боли и отчаяния. Огромный Мохаммед был похож на плачущего ребенка. На это невозможно было смотреть.

Никогда ни один ринг не видел столько плачущих людей. Плакал Дон Кинг, плакал Анджело Данди, который провел в его углу 20 лет, плакали все друзья Али, плакало ползала. В прошлое уходила эпоха, в прошлое уходил символ веры: его все-таки победили. И каждый зритель чувствовал, что победили и его.

После десятого раунда в углу Али разыгрался последний акт драмы. Рыдающий Бундини пытался заставить Данди выпустить Али еще на один раунд. Весь в слезах, Данди закричал: «Все! Я здесь решаю. Он не будет драться». Али никогда не капитулировал, он и сейчас не проронил ни слова.

Едва бой закончился, зарыдал и Холмс. Он бросился в угол к Али и закричал на весь зал: «Я люблю тебя! Я уважаю тебя! Мой дом — твой дом. Когда тебе что-нибудь будет нужно, ты только позови меня, и я приду!»

Зал застонал. Если бы кто-то лет 15 назад предсказал все это, его сочли бы сумасшедшим. Но кто помнил, что было 15 лет назад? Если бы кто-то попытался здесь позлорадствовать, его бы, наверно, растерзали. В этой обста­новке только сам Али и сохранил присутствие духа. Холмс, все еще стоявший в его углу, сказал: «Я не хотел делать тебе больно». Али слабо улыбнулся и ответил: «Так чего ж ты делал?»

Потом Холмс зашел к нему в раздевалку и попросил пообещать, что тот больше никогда не выйдет на ринг. Али в ответ выдал пародию на самого себя, еще раз показав, как он требовал, чтобы Холмс вышел против него. Лэр-ри подавился смехом, а на глазах у него снова выступили слезы. Так он и ушел от Али.

Через год с лишним, 11 декабря 1981 года, Мохаммед вышел на ринг еще раз в городе Нассау на Багамах. Его противником был неплохой боксер Тревор Бербик. Бой продолжался все отведенные на него 10 раундов, но только в седьмом зрители увидели какое-то подобие прежнего Али, но это была лишь вспышка. Последняя. Победа Бербика не вызывала сомнений ни у кого, в том числе и у Али. «Время все-таки догнало меня», — сказал он после боя. Он уже стра­дал расстройством речи и болезнью Паркинсона в начальной стадии. Через несколько лет она в сочетании с букетом других заболеваний превратит его в развалину.

Но и потеряв свою внешнюю оболочку, превратившись в трясущийся студень, Али остался самим собой. Когда в Лондоне на презентации его биографии, написанной Томасом Хаузе-ром, женщина средних лет, увидев его, распла­калась, Мохам-мед подошел к ней и сказал: «Не надо. Господь благословил меня. У меня была прекрасная жизнь, и она по-прежнему хороша. Теперь я развлекаюсь». Женщина перестала плакать и улыбнулась.

Когда взгляд Хаузера упал на него через несколько секунд, Али, состроив какую-то немыслимую рожу, говорил высокому и очень красивому молодому негру: «Ну до чего ж ты страшный! Ты даже страшнее, чем Джо Фрезер!» Па­рень давился от смеха и протягивал книгу для автографа. Боги не нуждаются в нашей жалости.

В 1996 году ему доверили зажечь олимпийский огонь в Атланте. Зрелище получилось тяжелым. В какие-то мгновения казалось, что Али не справится с этой несложной задачей, но он справился.

17 января 2002 года Америка пышно отметила 60-летие Мохаммеда Али. В голливудской аллее славы была за­ложена его звезда, и Али потребовал, чтобы ее вмонтировали в стену, а не в мостовую, как все остальные, чтобы «на нее не наступали люди, которые его не уважают». Кого он имел в виду?

Еще Мохаммед Али, родившийся Кассиусом Марцеллиу-сом Клеем, посетовал на то, что черные американ­цы по-прежнему дают своим детям «имена белых», а надо давать имена «туземные».

Смотреть на это было тяжело. Юбилей — дело веселое, а здесь все было либо грустно, либо нелепо. Особенно замечание Али об именах. И дело здесь, конечно, не в том, что имя Мохаммед Али такое же «родное», как и Кассиус Клей. И не в том, что Мохаммед Али, как рассказывали люди, знавшие его, и через много лет после принятия ислама понятия не имел о том, что ему нельзя есть свинину.

Был когда-то такой долгоиграющий анекдот. Выходит партизан из леса и спрашивает бабку у дороги: «Немцы далеко?» «Сынок, — отвечает та, — да война-то двадцать (тридцать, сорок, пятьдесят — в зависимости от вре­мени рассказа) лет назад кончилась». «Надо же, — говорит партизан, — а я до сих пор поезда под откос пускаю».

Вот и Али не заметил, что война кончилась и что уже новый расизм, черный, пустил такие глубокие корни, что их еще долго и тяжело придется выкорчевывать в наступившем веке, как бы политики сейчас ни прятались от этой проблемы. А он все поезда под откос пускает. И, видно, будет пускать уже до самого своего конца, заставляй миллионы своих почитателей ежиться от чувства неловкости за него.

И все же, когда все слова, в том числе и самые неуместные, уже произнесены, остается Мохаммед Али, кото­рый и сейчас, весь дрожащий, как студень, может сказать о себе: «Люди думают, что я страдаю. Я хочу, чтобы ко мне вернулось здоровье, но я не страдаю. Что, если бы я по-прежнему был суперменом? Что, если бы я выиграл два послед­них боя, если бы у меня не было проблем со здоровьем? Я бы по-прежнему говорил, как раньше. Пытался бы угнаться за своим собственным имиджем, давал бы интервью, занимался бы рекламой. Я бы, наверно, был несчастен. Я бы не был человеком».

Это все тот же Кассиус Клей, тогда еще Кассиус Клей, который в 1964 году победил свой лютый страх, а вме­сте с ним и чемпиона мира, страшного Санни Листона. Это все тот же Мохаммед, который в 1974 году нокаутировал еще более страшного Джорджа Формена. Это все тот же Али, который в 1975-м чуть не умер на ринге, но победил Джо Фрезера.

Это все тот же боксер, отлученный от ринга в 1967-м и ставший после этого культовой фигурой в борьбе за пра­ва негров, который за несколько лет выполнил работу, которую за него никто не смог бы выполнить и за десятилетие. Конечно, он был не один, но и эта борьба была бы без него совсем другой, куда более долгой и куда менее блестящей.

Али сумел повернуть общественное сознание лицом к себе лично и к своей расе в целом. В 1967 году едва ли существовал человек, которого белая Америка ненавидела больше, чем его.

А в 1980 она рьщала вместе с черной Америкой, оплакивая его поражение. Антигерой стал национальным ге­роем. Такого совершить не удавалось еще никому. И вряд ли когда-нибудь еще удастся.

Поэтому не стоит, глядя на развалину, оставшуюся от великого человека, торопиться сказать знаменитое: Sic transit gloria mundi (так проходит слава мира). Слава так не проходит. Слава так остается. Вот такая, какая есть, и оста­ется — потерявшая блеск, чуть-чуть нелепая и не вписывающаяся в современность, но все же слава. Настоящая слава.

«Мне жаль, но я не могу быть тем, кем вы, ребята, хотите меня видеть. Я не Мохаммед Али. Я не Джо Луис. Я не Леон Спинке. Я не могу снова и снова доказывать кому-то, что я чего-то стою. Я не родился для того, чтобы быть кем-то из них. Я родился для того, чтобы быть собой — Лэрри Холмсом» — с такими словами он обратился к ре­портерам, после того как только что одержал главную победу своей жизни над большой белой надеждой Джерри Ку-ни.

Быть чемпионом после Али — задача неблагодарная, но Лэрри Холмс с ней справился. Именно потому, что не попытался быть вторым Али. Он хорошо знал свое место. К тому же почести интересовали его далеко не в первую очередь.

Лэрри родился в городке Катберд, штат Джорджия, 3 ноября 1949 года. В 16 лет он стал отцом. Дело для нег­ритянских кварталов самое обьиное. Как правило, виновник торжества в таких обстоятельствах ведет себя как Вовочка из анекдота и говорит только: «А че? А я ниче!» Затем исчезает. Мать с ребенком получают пособие и остаются в не­хорошем квартале навсегда, потому что только там на него можно более-менее нормально жить. Однако Холмс и в 16 лет был взрослым мужиком, и он решил, что ни его ребенок, ни мать его ребенка не останутся там, откуда он сам мечтал выбраться. Впоследствии эта взрослость в сочетании с трезвым расчетом не раз позволит ему выходить победи­телем из таких ситуаций, в которых остальные боксеры только теряли.

Профессионалом Холмс стал достаточно поздно — в 23 года. Первая половина 70-х годов была лучшим временем в истории тяжелого веса. На ринге одновременно выступали Мохаммед Али, Джо Фрезер, Джордж Формен, Кен Нор­тон, Джордж Чувало, Рон Лайл и многое другие, и, разумеется, никто поначалу не обратил никакого внимания на мо­лодого, крупного тяжа. Более того, его достаточно долго не считали фаворитом даже среди большой группы моло­дой поросли, отдавая предпочтение Грегу Пейджу.

Однако Лэрри все это не слишком огорчало. Ни в коем случае не жертвуя своей карьерой, он стал спарринг-партнером Мохаммеда Али. Про последнего говорили, что он испортил целое поколение тяжеловесов, которые пыта­лись быть похожими на него, не понимая, что надо быть гением, чтобы работать в стиле Али. Однако Лэрри Холмс, проявив редкую для своего возраста трезвость ума, стал перенимать у Али только то, что мог приспособить под себя: прежде всего его жалящий джеб, правый кросс и некоторые элементы защиты, особенно корпусом. Именно элементы, потому что у него, как и у всех остальных, не было фантастического чувства дистанции и чувства соперника, при­сущих Мохаммеду и позволявших ему вытворять чудеса, находясь в пределах досягаемости противника.

В результате к концу 70-х Холмс стал великолепным, разносторонним боксером, в равной степени владевшим защитой и нападением, который мог побить кого угодно. В 1973—1977 годах он провел 26 боев, победил во всех, при­чем в 19 нокаутом.

К этому времени Фрезер и Формен уже сошли с ринга, Али стремительно старел, Грег Пейдж, когда-то пода­вавший такие большие надежды, проиграл бой собственному аппетиту и превратился в обычного обжору, и здесь на Холмса наконец-то обратили должное внимание и заговорили о нем как о возможном будущем чемпионе.

25 марта 1978 года Лэрри встретился с первым в своей жизни по-настоящему именитым соперником. Им ока­зался Эрни Шейверс, обладатель предположительно самого сильного удара в истории бокса. Тем не менее Эрни не счи­тался выдающимся боксером, хотя публика была от него без ума. Холмс, не особенно рискуя, переиграл его в 12 раун­дах по очкам и закончил встречу с хорошим преимуществом в свою пользу. Казалось, что до боя за титул ему оставалось еще как минимум год-два, но тут разразился скандал, в результате которого проиграли все, а выиграл только Лэрри Холмс.

15 февраля Мохаммед Али неожиданно проиграл бой и свой чемпионский титул Леону Спинксу, после чего ко­манды обоих боксеров тут же договорились о матче-реванше. Но здесь в дело вмешался еще один игрок, до того сидев­ший тихо.

К тому времени в боксе уже с десяток лет царило двоевластие. В конце 60-х Всемирная ассоциация бокса (\¥ВА) утратила свою монополию на проведение боев за звание чемпиона мира, так как на сцену вышел Всемирный совет бокса (ШВС), который занялся тем же самым. Постепенно их авторитет сравнялся, в результате чего практически во всех весовых категориях стало по два чемпиона — по версиям ШВА и ШВС, но до поры до времени раскол не касался тяжелого веса, где чемпион был один, Мохаммед Али.

Однако поражение от Леона Спинкса показало, что его чемпионские дни сочтены, даже если он вернет себе титул в матче-реванше, и здесь ШВС решил сыграть ва-банк. Руководство организации потребовало от Леона Спинкса, что­бы он прежде всего защитил свой титул в бою против Кена Нортона, занимавшего первое место в ее рейтинге.

В принципе такое правило действительно существовало в кодексах и \ВА и \ВС, но применялось оно всегда достаточно выборочно, и в данном конкретном случае его вполне можно было не применять, так как ни Спинке, ни Али в принципе не отказывались от встречи с Нортоном, но хотели только сначала урегулировать спор между собой.

Однако ни Али, ни Спинке уже не были нужны \ВС. Первый — потому что у него все было в прошлом, второй — потому что у него явно ничего не было в будущем. Чиновники \ВС решили, что наступил момент, когда их орга­низация де-факто может захватить лидерство в борьбе с \ВА. Для этого нужно было заполучить своего доминирую­щего чемпиона мира в тяжелом весе.

Момент был выбран идеально. \ВС лишил Спинкса чемпионского титула по своей версии, и объявил чемпио­ном Кена Нортона, от боя с которым Спинке отказался. Широкая публика приняла это решение без всякого интере­са. С одной стороны, все понимали, что против Нортона шансов у Спинкса очень немного, с другой — ни Нортон, ни Спинке не были особенно нужны боксерской общественности, а нужен был Али, который должен был встретиться со Спинксом 15 сентября 1978 года.

Тем не менее, \ВС продолжал гнуть свою линию. Нортон был так называемым «бумажным чемпионом», то есть получившим титул без боя, — значит, нужен бой, и он состоялся 9 июня 1978 года, а соперником Нортона стал Лэрри Холмс. Бой получился на редкость красивым и упорным, и в принципе победу можно было отдать любому боксеру, но двое судей из трех отдали ее Лэрри, который и в самом деле выглядел чуть-чуть лучше.

Провозглашение Холмса чемпионом прошло почти незамеченным. 15 сентября Али победил Спинкса в мат­че-реванше, и о Холмсе совсем забыли. Авторитет Мохаммеда был так велик, что еще в течение многих лет большин­ство справочников не указывало, что после победы над Спинксом он владел не титулом абсолютного чемпиона мира, а лишь чемпиона мира по версии \ВА. Кому нужны \ВС и \ВА, когда есть Мохаммед Али?

Однако руководство \ВС понимало, что свою битву уже выиграло, и не ошиблось. В начале 1979 года Мо-хаммед Али покинул ринг. 20 октября 1979 года ШВА провела в столице ЮАР Претории бой за вакантный титул в тяже­лом весе между американцем Джоном Тейтом и местным белым уроженцем Джерри Коутзее. Выиграл Тейт, но в Шта­тах этого практически не заметили. Зато заметили, как 31 марта 1980 года в Ноксвилле, штат Теннесси, Тейт проиграл свой титул по версии \ВА Майку Уиверу. Тейт выигрывал встречу с большим преимуществом по очкам, но в заключи­тельном, пятнадцатом раунде нарвался на удар и оказался в нокауте. Теперь Лэрри Холмс стал единственным обще­признанным чемпионом мира в тяжелом весе, так как 22 июня 1979 года он встречался с Уивером и нокаутировал его в двенадцатом раунде.

От всей этой путаницы с \ВА, \ВС, Спинксом, Нортоном, Холмсом, Тейтом и Уивером боксерская общест­венность несколько заскучала. Конечно, после великого Мохаммеда Али эта возня выглядела не слишком увлекательно. Но тут Али объявил о своем возвращении. Как грустно для него закончилось это возвращение, мы уже знаем, однако, победив Али, или, точнее, то, что от него осталось, 2 октября 1980 года, Лэрри Холмс стал наконец-то общепризнанным чемпионом мира в тяжелом весе.

Как заведено, Лэрри Холмсу попытались присвоить устрашающую кличку. Кому-то из менеджеров пришла в голову мысль назвать его Истонский Убийца — по городу Истон, штат Пенсильвания, где Холмс осел, но он не тянул на такое грозное имя. В 1979 году Лэрри во второй раз встретился с Эрни Шейверсом, и в седьмом раунде после удара этого молотобойца еле успел встать до того, как рефери закончил счет, но дальше весь бой контролировал именно

Холмс. В десятом и одиннадцатом раунде Шейверс держался на ногах лишь милостью Лэрри, который никак не нано­сил завершающий удар, хотя мог это сделать в любой момент, и все уговаривал Эрни сложить оружие. Он не хотел бить уже беспомощного человека. Убийцы так себя не ведут.

В чем Лэрри проявил незаурядную смекалку, так это в общении с менеджерами и промоутерами. Он упорно не давал себя грабить. Холмс сам стремился попасть в конюшню к знаменитому промоутеру Дону Кингу, объяснив это следующим образом: «Почему я стал работать с Доном? Потому что знал, что заработаю с ним больше, чем с кем бы то ни было. Любой другой промоутер пообещает тебе, скажем, три миллиона, и в результате эти три миллиона ты и заработаешь. Дон Кинг пообещает тебе десять, пять украдет, но и тебе все-таки останется не три, а пять. Значит, с ним работать выгоднее».

Холмс только не сказал, что он все время лично и через кучу адвокатов контролировал все действия Кинга, так как в противном случае тот украл бы из 10 миллионов все 11. Впрочем, для человека, который стал взрослым в 16 лет, это само собой разумелось. Не доверять же этой бестии, в самом деле.

Однако, став чемпионом, Лэрри не стал героем своей страны. Его безмерно уважали, но его беда, если можно ее назвать бедой, заключалась в том, что он слишком уж точно выражал дух своей страны и своего времени — умный и практичный бизнесмен без капли романтики, которой было хоть отбавляй у его великого предшественника, а люди не хотят видеть на ринге дельца.

Героем того времени стал не Холмс, а полусредневес Рей Леонард. По иронии судьбы, он был дельцом по­хлеще Лэрри, но у него была обаятельная голливудского типа физиономия и великолепные актерские данные. Рей соз­дал амплуа мальчика-обаяшки, которое использовал с большой выгодой для себя. В конце концов он добился невоз­можного — стал зарабатывать за бой больше, чем чемпион мира в тяжелом весе Лэрри Холмс. Только раз Холмсу уда­лось подняться до высот Леонарда (правда, все равно не побив его рекорд по заработкам — 10 миллионов против 11,7 у Рея), но и эта заслуга принадлежала не самому Лэрри, а его противнику.

Публика была без ума от американского ирландца Джерри Куни. В расцвете он выглядел как герой боевика — огромный и красивый парень с обаятельной улыбкой для дам и сокрушительным ударом для мужиков, которые имели неосторожность встать у него на пути. Кроме того, на его популярность играл простой факт — он был белым, и време­нами казалось, что Куни сумеет сделать то, чего не смогли добиться десятки других больших белых надежд со времени Ин-гемара Юхансона — стать чемпионом мира в тяжелом весе.

В 1980 году Джерри Куни одержал две потрясающие победы, после которых белая Америка впервые за долгие годы всерьез поверила в свою мечту. Сначала Куни нокаутировал в четвертом раунде Джимми Янга, того самого, кото­рый едва не выиграл у Али и выиграл у Джорджа Формена, отправив его на пенсию. Это уже было серьезно. Затем Джерри нокаутировал в первом раунде очень сильного тяжеловеса Рона Лайла. Тут уже по всей Америке от удивления поотвисало очень много и черных, и белых челюстей. Наконец, в 1981 году Куни за 51 секунду расправился с Кеном Нортоном, которого он попросту забил.

Последняя победа вызвала шок. Все помнили три упорных и равных боя Али с Нортоном. И уж тем более помнили, как всего три года назад Лэрри Холмс с огромным трудом одолел (а многие считали, что и не одолел) Кена по очкам. Правда, Джордж Формен в 1974 году чуть не убил его. Но на это скептикам возражали, что даже у Формена ушло на это пять минут, а не 51 секунда. Масло в огонь подливало и то, что этнические ирландцы представляют собой одну из самых многочисленных и самую влиятельную национальную группировку в США. Эти люди не забыли, что бокс в Америке начинался с ирландцев, и они надеялись, что Джерри Куни в бою с Лэрри Холмсом наконец удастся сде­лать то, что не удалось другому ирландцу — Билли Кону во встрече с Джо Луисом в 1941 году.

Надо сказать, что большинство экспертов не разделяло оптимизма поклонников Куни. Джерри, по всей види­мости, был скрытым левшой, так как обладал совершенно фантастическим по силе левым хуком, но при этом в недоста­точной мере владел правой рукой. Кроме того, он был не слишком силен в защите и ставку делал на ломовую атаку, а специалисты сомневались, что получившееся с состарившимися Лайлом и Нортоном, получится с таким искусным боксером, как Холмс. Короче говоря, они сочли, что левого хука Джерри Куни не хватит, чтобы перевесить все, что умеет Лэрри Холмс.

Тем временем бой Холмс — Куни становился неизбежным. Было ясно, что в случае своей победы Холмс оста­нется просто Холмсом, а Куни станет национальным героем. Лэрри был крайне недоволен, что гонорар Джерри был равен его собственному, что было прямым нарушением боксерской субординации. Однако Холмс смирился и с этим: до сих пор его максимальный гонорар составлял 4 миллиона, а значит, свою чемпионскую обиду надо было послать куда подальше.

Встреча состоялась 11 июня 1982 года в Лас-Вегасе. Джерри, как и положено претенденту, поднялся на ринг первым. Он был подпоясан бело-зелено-оранжевым кушаком, представлявшим цвета ирландского флага. За ним на ринг вышел и Холмс. Чисто внешне Куни смотрелся куда внушительнее. При своих 196 см он был на пять сантиметров вы­ше Лэрри и, кроме того, значительно тяжелее.

Однако реализовать свое преимущество в росте Джерри так и не смог. С первого же раунда Лэрри стал методично доставать его своим джебом. Куни этим ударом владел куда хуже и поэтому не мог удерживать Холмса на нужной для себя дистанции. Первый раунд остался за чемпионом. Во втором Лэрри разбил противнику лицо все тем же коротким левым прямым, а когда ирландец бросился в атаку, встретил его коротким, но точным ударом справа, и Куни оказался на полу. Он встал на счет «четыре», хотя еще и не совсем очухался, но здесь ему повезло — раунд вскоре закончился.

Возможно, Холмс посчитал, что дело уже сделано, но Джерри перешел к более решительным действиям в третьем и четвертом раундах и выиграл их благодаря тому, что, хоть и нечисто, несколько раз достал Лэрри своим ко­ронным левым хуком.

Куни продолжал атаковать и в пятом раунде, но здесь благодаря своей агрессивной тактике он снова напо­ролся на встречный удар справа. На этот раз Куни не упал, но был потрясен до основания. В шестом раунде Холмс гонял Джерри по всему рингу, достал его мощнейшим правым кроссом, а затем апперкотом выбил у него изо рта капу. Казалось, что только гонг спас ирландца от нокаута.

Однако Джерри, держась на одних нервах, снова бросился в атаку и с минимальным преимуществом выиграл седьмой и восьмой раунды, хотя было ясно, что сам устал от этих атак куда больше Холмса.

В девятом раунде уже толком ничего не видевший Куни дважды ударил Холмса ниже пояса. Во второй раз Лэрри сложился от такого удара пополам. Рефери снял с Джерри два очка. В десятом раунде Джерри в последний раз попытался что-то предпринять и несколько раз не совсем плотно достал Холмса левым боковым, но Лэрри рассчитался с ним тут же и с лихвой. В одиннадцатом раунде Куни снова ударил ниже пояса, и рефери снова снял с него очко. В двенадцатом раунде ирландец в последний раз попытался посопротивляться.

Развязка наступила в тринадцатом раунде. Холмс наносил удар за ударом. Куни удалось просунуть сквозь за­щиту чемпиона один левый хук, но Лэрри только чуть качнулся, затем снова пошел вперед и обрушил на голову Джерри лавину ударов. Казалось, что Куни не может уже поднять руки даже для защиты. Он только стоял и кричал: «Ну давай, бей меня, бей!» После трехударной комбинации он отлетел на канаты, а потом Холмс свалил его на пол. Куни поднял­ся, но его тренер выскочил на ринг и закрыл его собой. Бой был остановлен.

После боя особо любопытные зрители, к своему удивлению, узнали, что если бы рефери не снимал с Куни оч­ки за удары ниже пояса, то на момент остановки боя он бы вел по очкам. Так что чемпион не зря постарался не дово­дить дело до судейских записок.

Это была последняя яркая победа Лэрри Холмса. Его вершина, после которой он пошел вниз. В мае 1983 года он едва не проиграл абсолютно заурядному Тиму Уитерспуну. Двое судей из трех отдали победу Холмсу, но очень мно­гие с ними не согласились.

К тому времени Лэрри стал подбираться к рекорду Рокки Марчиано: 49 боев — 49 побед, и многих очень вол­новало, устоит ли достижение все еще суперпопулярного чемпиона 50-х годов. Самого Холмса все время об этом спра­шивали, на что он как-то ответил: «Рекорд Марчиано для меня — это лишь приправа, а главное — деньги». С такими речами героями своей страны не становятся.

В конце 1983 года Холмс рассорился с руководством WBC. Разумеется, из-за денег. Его лишили звания, и прак­тически тут же недавно образованная Международная федерация бокса (IBF) объявила его чемпионом мира в тяже­лом весе. Многие в США тогда с восторгом и, как позже оказалось, сдуру поддержали образование этой новой ассоциа­ции, понадеявшись на то, что она поглотит WBC и WBA. Американцам давило на психику, что штаб-квартиры этих ор­ганизаций находились соответственно в Мексике и Венесуэле, где они скрывались от налогов, a IBF осталась в США Однако, для того чтобы съесть конкурентов, у новоиспеченной федерации кишка оказалась тонка, и в результате в ми­ровом боксе вместо двоевластия образовался триумвират.

Однако Лэрри Холмс задачу выполнил — своей уважаемой персоной он придал легитимность IBF, и она быстро добилась равного с WBC и WBA статуса. У этих организаций тогда уже были свои часто менявшиеся чемпионы, но, как писал в то время журнал «Sports Illustrated»: «Каждый сын своей матери в этой стране знает, что есть только один чемпи­он в тяжелом весе — Лэрри Холмс, даже если этого не знают WBC и WBA».

Междутем после своей сорок восьмой победы 20 мая 1985 года над Карлом Уильямсом Лэрри Холмс подошел вплотную к рекорду Марчиано. Следующим его соперником должен был стать бывший абсолютный чемпион мира в полутяжелом весе младший брат Леона Спинкса Майкл.

Встреча состоялась 21 сентября 1985 года в Лас-Вегасе. После 15 раундов все трое судей отдали победу Майклу Спинксу,ставшему первым в истории бывшим чемпионом в полутяжелом весе, завоевавшим титул и в королевской весовой категории. Он действительно в этом бою выглядел чуть лучше. Лэррибыл шокирован, но не сломлен. 19 апреля 1986 года он сновавстретился со Спинксом на ринге. На этот раз победу Спинксуотдали только двое судей из трех, но это ничего не меняло: чемпионский титул все равно остался у Майкла. Очень многие тогдасочли, что Холмса засудили. Может быть, хотя в таком бою трудно отдать кому-то предпочтение. Наверно, сыграло свою рольто, что Лэрри, сам то­го не заметив, стал «вчерашним человеком».

После второго поражения от Спинкса Холмс оставил ринг только для того, чтобы в 1988 году туда вернуться. 22 января его в четвертом раунде нокаутировал Майк Тайсон. Постаревший Холмс был в этой встрече обречен изначально. Когда-то он советовал Мохаммеду Али не продавать свою славу за деньги, а теперь он делал это сам. И, начав ее про­давать, уже не смог остановиться. Перечислять его заслуги на таком пути просто не хочется.

На этом фоне очень выделяются три боя. 7 февраля 1991 года Холмс сумел по очкам победить сильного тя­желовеса Рея Мерсера. Затем, 19 июня того же года он встретился с тогдашним чемпионом мира Эвандером Холифил-дом. Все ожидали, что тот устроит Лэрри трепку, но Холмс сумел продержаться на ногах до конца встречи, что многие сочли подвигом. Наконец, 8 апреля 1995 года Холмс едва не победил чемпиона мира по версии WBC Оливера Мак-колла. Он выиграл первую половину боя, но в 45 лет у него просто не хватило пороху на вторую, и он проиграл по очкам.

Это было последнее его яркое достижение. Затем пошла череда беззубых соперников, которым вышедший в тираж Лэрри иногда даже умудрялся проигрывать. Журнал «The Ring» как-то опубликовал карикатуру на него с подпи­

 

сью: «Лэрри Холмс провел поединок с тренировочным мешком! Уступив ему в упорном бою, Холмс заявил, что судьи его ограбили».

Закончилось все откровенным фарсом. 27 июля 2002 года Лэрри вышел на ринг против известного боксера-клоуна Бат-тербина, фигурой напоминающего мыльный пузырь. Лэрри одержал победу в 10 раундах по очкам, но что это было за зрелище! Причем даже сам Холмс не скрывал, что сделал это исключительно из-за денег. Нет, он от­нюдь не разорен. Наоборот, свое богатство Холмс не только сохранил, но и преумножил. Просто практичный Лэрри не может удержаться, если видит возможность срубить еще деньжат. Пусть даже за это надо заплатить позором. Все-таки не случайно он никогда не был героем своей страны и годы его чемпионства стали лишь послесловием к эпохе Али.

 

[dip74]

[Иван56]

Читаю и параллельно смотрю бои о которых говорится ) Интересный микс.

[dip74]

Иван56,

Я делал тоже самое.

Получил огромное удовольствие. Как в ту эпоху окунулся.

[Муляж]

dip74, я рад, что ты открыл для себя Бельнького, но может, хватит копипасты?

[dip74]

Муляж,

Я сам решу когда и чего будет хватит. Ок?

[Муляж]

dip74, ОК. Я просто попросил. Не хочется превращать место живого общения в кладбище цитат.

[Иван56]

Муляж:

Не хочется превращать место живого общения в кладбище цитат.

Такие цитаты дорогого стоят на самом деле. Я - за.

[Муляж]

Иван56:

Такие цитаты дорогого стоят на самом деле. Я - за.

Ну давай тогда в тему о Кличко отсканированную книгу Бельнького о них сунем. Одно дело новость разместить в десяток строк, другое - главу из книги отдельным постом. Для большинства такие простыни - это "многабукв", а, следовательно, мусор.

[Иван56]

Один пост, да большой, но интересный весьма. Один, вот будет второй, тогда можно говорить что мол хватит копипасты.

[Муляж]

Иван56:

Один, вот будет второй, тогда можно говорить что мол хватит копипасты.

Уже был, см. тему про Холифилда.

[Иван56]

Муляж:

Уже был, см. тему про Холифилда.

Я в той теме увидел сначала тот пост, только потом зашёл сюда - специально прочитать главу про али. По одной главе ( ну там две-три )) в теме - это нормально.

[Вжик]

Цитаты Мохаммеда Али

Невозможно — это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди. Им проще жить в привычном мире, чем найти в себе силы что-то изменить. Невозможное — это не факт. Это только мнение. Невозможное — это не приговор. Это вызов. Невозможное — это шанс проявить себя. Невозможно — это не навсегда. Невозможное возможно...

Петух кукарекает только тогда, когда он видит свет. Посадите его в темный чулан и он никогда не будет кукарекать. Я видел свет и поэтому я кукарекаю!

Бог не взвалит человеку на плечи бремя, которое этот человек не в силах снести.

Мой самый тяжелый бой — с болезнью Паркинсона. Нет, это не больно. Это трудно объяснить. Меня точно испытывают: буду ли я молиться дальше, сохраню ли я веру? Бог подвергает испытаниям всех великих людей.

Солнце всегда где-нибудь да светит.

После Олимпийских игр я вернулся обратно в Луисвилл со своей блестящей золотой медалью. Зашел в закусочную «только для белых». Думал, поставлю их на место. Я сел за столик и хотел чего-нибудь заказать. Олимпийский чемпион, золотая медаль! А мне говорят: «Нигерам не подаем». Я говорю: «Все в порядке, я не нищий». Но меня все равно выгнали на улицу. Тогда я пошел на берег, на реку Огайо, и выбросил свою золотую медаль в воду.

Когда ты прав, никто этого не запоминает. А как ошибешься — никто этого не забудет.

Молчание — золото, если не можешь придумать хороший ответ.

Жизни у нас немного, / И вся она скоро пройдет, / Но сделайте что-то для Бога, / И оно никогда не умрет.

Добро? Моя мать.

Когда у человека умирает мать, ему по-настоящему больно. Но со временем он и к этому привыкает. Такова жизнь!

Мое определение зла: враждебность.

Самый лучший способ сделать свои сны явью — проснуться.

Комедия — это способ быть серьезным, притворяясь смешным. Шутить — это мой способ говорить правду. На свете нет шутки смешнее правды.

И чемпиону мира среди тяжеловесов может быть довольно одной женщины.

Старье на свалку — не жалко.

Цели – это то, что удерживает меня на пути.

Чем больше мы помогаем другим, тем больше помогаем себе.

Когда Джордж (Форман. — Esquire) вернул себе титул, это здорово задело меня за живое. Тоже захотелось вернуться. Но потом наступило утро — пора было выходить на пробежку. Я лег обратно в постель и сказал: «Ладно, все равно я самый великий».

С кем бы я хотел встретиться? С пророком Мухаммедом.

Если мечтаешь кем-то стать, им и становишься.

Радуйся своим детям, даже когда они ведут себя не так, как тебе бы хотелось.

Я быстрый, я очень быстрый… В спальне, перед сном, я бью по выключателю и успеваю лечь в постель пока не погаснет свет… я очень быстрый.

Когда зажигал факел в Атланте, я не волновался. Вот когда выступал перед правительством — тогда волновался.

Мудрость в том, чтобы знать, когда ты не можешь быть мудрым.

Тебе мешают не те горы впереди, на которые ты должен взобраться, тебе мешает камушек в твоих ботинках.

Чего я не понимаю, так это войны.

Человек, который не имеет воображения, не имеет крыльев.

Если можно получить пенициллин из заплесневевшего хлеба, то из тебя уж точно должно что-то получиться.

Все время переживать из-за прошлых ошибок — самая грубая ошибка.

Я бы хотел дожить до ста лет.

Могу только пожелать, чтобы люди любили всех так, как любят меня. Тогда мир стал бы лучше. 

Я ненавидел каждую минуту тренировок , но я сказал себе : Не сдавайся . Потерпи немного сейчас и живи всю остальную жизнь как чемпион.

Бой выигрывается или проигрывается вдалеке от свидетелей - за пределами ринга, в спортзале, где тебя никто не видит, то есть задолго до того, как ты бьешься под софитами.

Чемпионами становятся не в тренажерных залах. Чемпиона рождает то, что у человека внутри – желания, мечты, цели.

Если тебе снится, что ты меня побьешь, то тебе лучше проснуться и извиниться.

 

 

Документальный фильм "Триллер в Маниле. Мохаммед Али против Джо Фрейзера (2008)" (вроде не было ) 

 

Сообщение изменено: Вжик (03 июня 2013 - 07:28)

[1 GR]

Джо - человечище,а Мохаммед кукла в руках всех кто его окружал,то секты исламские то сраный Дон кинг,то ему в армию впадлу,то типа Кинг приказал наезжать на всех и делать шоу,ну и в итоге получил незавидную старость...

Сообщение изменено: 1 GR (03 июня 2013 - 08:31)

[Игорь127]

1 GR писал 03 Июн 2013 - 17:26:

Джо - человечище,а Мохаммед кукла в руках всех кто его окружал,то секты исламские то сраный Дон кинг,то ему в армию впадлу,то типа Кинг приказал наезжать на всех и делать шоу,ну и в итоге получил незавидную старость...

Просто ради интереса спрошу, а не ругани ради: за что Вы так Али не любите?

[Гент]

[Гент]

Неуловимый!!!

[Гент]

[Гент]

[Гент]

[JimHarrison3]

Великий Боксер мастер своего дела был настоящая Легенда  

[beylbom]

Гент писал 16 Дек 2018 - 05:17:

Zxj747HMF3M.jpg

 

    Оказывается в СССР можно было "приземлиться в России")) И тут же сказать русскостную хуйню единоросскаю))

[Олег К]

beylbom писал 13 Апр 2021 - 13:46:

    Оказывается в СССР можно было "приземлиться в России")) И тут же сказать русскостную хуйню единоросскаю))

А самое главное-никаких негров!!! )))