Главное, что вроде до этих хальфачей Рыгаду? Они же наполовину саламандры огнем отрыгающие, рептилоиды пожароопасные весьма. И без молока этого козлячьего пищеварение ихнее страдает, из-за чего сначала запоры следуют, а уж затем наоборот — пожары с тыла направленные, соответственно. Казне убыток. А Побирушу, по происхождению своему хобгоблинскому, козлятину ни молоком, ни мясом, ни даже копыто погрызть неположено. Ибо грех, святое животное. Однако все равно обидно от несправедливости, хоть помирай. Но рыдай, не рыдай, а действовать надо. Халява, как известно , нахаляву не дается. Тут действовать надо.
И вот стоит сейчас наш праведный Рыгад перед Гадской комиссией. То бишь не просто абы какой комиссией, а Верховной Комиссией для Определения Гадов и Оборачивающих Тварей. За председательством какого-то Фишкамудра. Чтобы, значица , засвидетельствовать свое саламандрье происхождение и получить-таки заслуженные полмеры молока.
Комиссия, прямо скажем, не так уж солидно выглядит, как звучит. Два стола всего. На одном гравюрка тисненная. Где написано, что стол-то не чей попало, а самого как раз Аспида Фишкамудра. Председателя значит. Второй пустует, секретарский похоже. Аспид этот сразу Побирушу не занравился. Низкий, приземистый, на жабу смахивает. Не иначе полукровка какой, сволочь оборотная, подумал было Пихад, но спохватился. И начал издалека:
-Вы,как я погляжу, тоже из благородных кровей рептилоидных! Только такой благородной наружности господин и сможет понять, каково с детства мучаться своим обликом саламандрьим! А не примете ли в подарок свиточек с превосходным люляком, домашней выделки? Очень помогает извергать газы горючьи!
Сидящий жабец за председательским столом внезапно побагровел, закашлялся и разразился гневной речью. По ходу гладкого, но весьма бурного течения резко вспотевший Рыгад понял, что собеседник его -никакой не жаборотень, а страдает водянкой магической, соседкой-ведьмой наведенной. И теперь, видя издевательства над бедой своей, очень сильно сомневается в желании продолжать прием. Тем более никаких признаков саламандровости у очень даже двуного Рыгада он наблюдать не способен. При этом, хмырь расползшийся, люляк на стол положил и себе подтянул.
-Да мы из самых что ни есть настоящих рептилычей будем! — дрожащим голосочком заблеял трактирщик,- с сызмальства через то лишь позор имеем и поношение…
Рыгад всего лишь представил себе потерянное молочко, и слезы горя сами потекли из глаз. От этого распухшая физиономия Аспида начала проникаться некоторым пониманием, особенно когда особенно бурные потоки начали извергаться во время воспоминаний о выдуманных страданиях в детстве. Не обошел вниманием «рептилоид» и выложенный люляк, красочно описывая, как вырвал последнюю порцию практически из пасти покупателя — господина длинной наружности, успевшего построить глазки подавальшице в трактире его. Из его жадных длинных рук порцию отличных бараньих котлеток удалось спасти лишь ценой подмены на основательно испорченных, куда возмущенный Побируш еще и смачно плюнул. На этом месте председатель вдруг заледенел рыхлой физиономие и с некоторым опасением бросил взгляд на пустующий стол.
Долго Рыгад описывал, что не нужно смотреть на наружность его хобгоблинскую, ибо внутренне он настоящий хальфач, весь пылающий огнем. И специальные подхвостные чувствовалки не давали обмануть себя, подсказывая о скором выходе из него мифического гада, блюющего пламенем. Попытался даже скинуть портки,чтобы показать чувствовалки, но Аспид чуть не подавился бараниной и замахал пухлой ручкой.
Однако всякое напряжение и между собеседниками было сломано, когда воодушевленный успехом Побируш опустился на четвереньки и начал задорно бегать по приемственной зале, демонстрируя свою саламандровую удаль. В тот момент, когда он уже норовил подполить факел внутренним огнем, обжегши свой, как говорят латинцы, асинус, упитанный Аспид уже заливался смехом, невольня плюя в «рептилоида» ошметками люляка. Лишь одно смущало в этот момент праведного трактирщика — в лежащем на столе секретаря свертке он узнал такую же порцию люляка, какая заканчивала существование в желудке председателя…
-Это что за шапито вы тут устроили, Кавакс?- раздался строгий голос. Стоящий в это время спиной к двери на четвереньках Рыгад как раз задрал ногу,чтобы изобразить помечающего мопса и медленно развернул шею. Глядя из-под ноги, он увидел того неприятно-высокого господина, которому утром и запродал помойный люляк. Скрытое в тени лицо трактирщика было не видимо, поэтому в меру гневный баритон продолжил,- Вы тут совсем без меня распоясались, до нужника не дойдешь!
-Так , председатель Аспид,тут претендент на список подкормки. Хальфач они. Внутренний!- прохрюкал фальшивый «председатель».-Люляк принесли нам!
Люляк!-вспыхнуло в голове у Побируша, — не дать сьесть!
Словно разжиревшая такса, метнулся он к столу секретаря. Схватил и разинул рот. Прямо с пергаментом засунул и рвал. Рвал и жевал, давясь и отрыгиваясь.
— Кавакс, отберите у него! — возмущенный голос Аспида хлестнул, по ушам.-отдай, скотина!
Рыгад зажевал сильнее, верча задом и отталкивая корпусом схватившего его Кавакса. Словно два хряка на над корытом с помоями, дрались и толкались они, пока наконец более хилого Побируша в четыре руки перевернули и начали тянуть изо рта обжованный пергамент.
-Что же за невезуха такая, -мрачно бубнил председатель Аспид,-сначала какой-то зажовышь мне тухлятину продает. А теперь, после полудня в нужнике, рептилоид еще и новую порцию сожрал. Да это ты,каналья!
Последняя слова были произнесены внезапно громким фальцетом, когда прикрывающее лицо недоедки были отобраны, и председательствующий узнал своего обидчика.
Надо ли говорить, что после сего происшествия хобгоблин Рыгад Побируш так и не было внесен в списки хальфачей. Но несправедливость он возненавидел еще больше. Такой вот богобоязненный и достойный господин он был.